Роф.

О, Боже, он придет сюда. Когда закончит разговаривать с Тором. И найдет ее на полу... и что тогда?

Даже сквозь водоворот гормонов она смогла прийти к логическому заключению... он окажется в ужасном положении: либо услужить ей и жить с последствиями, столь ненавистными ему, либо наблюдать за ее страданиями.

Чего он никогда не сделает.

Ладони скрипели по скользкому полу, пока она пыталась оторвать весившее тонну тело. Взбираясь по ящикам как по лестнице, она сделала передышку, добравшись до раковины, зрение плыло, глаза силились сфокусироваться, пока тело молило о сексе, который оно просто не могло получить.

Прежде чем сдаться на милость происходящего, она должна сама позаботиться обо всем.

Руки тряслись так сильно, что понадобилось несколько попыток, чтобы завладеть набором, но в конечном итоге она взяла его и опустилась на пол. Время для еще одной передышки на холодном мраморе. Но не долгой. Волны становились все сильнее, каждый раз приходили быстрее.

Неловкое движение рук, и стеклянный пузырек выскочил из гнезда, ускользая от нее.

Плача, она подтянула тело к нему, вытягивая руку, ладонь...

– Бэт, – раздался голос. – О, Боже... Бэт.

Широкая ладонь опустилась сверху, к ней, пытаясь нащупать ее... она силилась понять «что» и «почему» сквозь трясину... но потом тело сделало выводы за нее.

Роф.

Когда в поле зрения показались тяжелые ботинки, ее гормоны вспыхнули, отвечая на его присутствие, поднимаясь до такого уровня, что Земля не просто превратилась в Ад, Ад забрался под ее кожу, от него кипела кровь, ее лоно криком молило о том, что только Роф мог ей дать.

Но этому не бывать.

– Уйди... – выкрикнула она сорвавшимся голосом. – Вколи наркотик... или дай мне...

Роф сел на колени перед ней.

– Бэт...

– Дай мне наркотики! Или я сама сделаю это...

– Я не могу позволить тебе...

Она пригвоздила его жестким взглядом, не имея сил на споры.

– Дай мне гребаные наркотики!

***

Тело Рофа откликнулось, когда он поднимался по лестнице в их покои... и, добравшись до ванной, он уже знал, что происходит. А также решение: каждый инстинкт в нем ревел, требуя услужить своей женщине, облегчить ее страдания единственным способом.

Собравшись, он опустился на колени, пытаясь найти Бэт, руководствуясь ее голосом и резкими движениями ее тела на мраморном полу. Она двигалась беспорядочно, извивалась от боли, потерявшись в агонии жажды.

– Дай мне гребаные наркотики!

Потребовалось мгновение, чтобы до него дошло требование, и потом он осознал, что у тропы перед ним было два пути... и умом он понимал, что ни один не был хорошим.

– Роф... – простонала она. – Роф... просто... введи обезболивающее.

Он подумал о наборе, который оставил на раковине. Нужно лишь открыть его, наполнить шприц и вколоть ей морфий. Облегчить ее страдания...

Лишь отчасти, указала его частичка...

Новая волна жажды охватила тело Бэт, ее стон уподобился очередному вскрику, она толкнула его, охваченная спазмами.

Он не мог сказать точно, когда его разум сам принял решение. Но внезапно его руки потянулись к ширинке кожаных штанов, о морфии забыли, выбрав иное направление.

– Лилан, держись, – он стиснул зубы, высвобождая эрекцию. – Я уже...

Чертовски верно.

Но он целую, мать его, вечность снимал джинсы с ее ног.

Ее тело противилось ему, ноги сжимались, пока она извивалась на полу... но когда Роф, наконец, смог снять засранцев с ее ног, то не стал тратить время. Он обездвижил ее, вцепившись в ее бедра и потом...

Бэт выкрикнула его имя, когда он вошел в нее, ногти впились в его плечи, груди с силой прижались к его груди. Он кончил мгновенно, яйца сжались и потом выстрелили... и он не ждал ее реакции. Когда она кончила вместе с ним, ее лоно выманивало его, сжимало член, буквально притягивало к себе...

Он снова кончил. Так сильно, что прикусил собственный язык.

Потираясь о нее, вбиваясь в нее, он двигался жестко и необузданно... потом тело взяло короткую паузу для восстановления. И тогда он ощутил перемену в Бэт: она тоже отдыхала, напряжение отпускало ее тело, будто сами молекулы решили взять небольшую передышку.

Но прежде чем Роф успел поздравить себя, он почувствовал кое-что еще. Воздух наполнился печалью, привкус грусти заставил его остановиться и опустить голову так, будто он мог заглянуть ей в глаза.

– Не плачь, – сказал он хрипло. – Лилан, не...

– Почему ты делаешь это? – простонала она. – Почему..?

Был лишь один ответ. Этой ночью... и до конца жизни.

– Потому что я люблю тебя больше всего.

Больше самого себя. Больше любых возможных в будущем детей.

Она погладила его лицо дрожащей рукой.