Я шагал быстро. Она едва поспевала за мной.

— Сердишься? — спросила она, задыхаясь.

— У меня железные нервы. Забыла?

— Не забыла. Помню. Но думала, ты сердишься.

— Куда там!..

Я действительно держал себя в руках. Неприятно, конечно, все это. Я хотел жениться, но ничего не вышло. Кому понравится такое? Разумеется, никому. Теперь кандидатура Елочки под вопросом. Выходит, на всякий случай ищи замену. Ищи-свищи!

Доставив Елочку домой, я быстренько попрощался. Я спешил. Хотелось пробежать главную улицу из конца в конец, пока не разошелся народ, и поискать кое-кого. Я имею в виду подходящую девушку, которая бы заменила Елочку. Такую девушку, с которой не было бы одиноко. А мне стало немного одиноко после того, как Елочка сообщила про свою любовь к Кириллу. Теперь она с Кириллом, а я один. Я не могу быть один. Даже волк — и тот с волчихой. А я же не волк. Я неплохой парень — Лева Зуев.

— Но ведь ты любишь меня по-прежнему? — спросила Елочка с беспокойством.

Ох, уж эта женская жадность! Любить одного и в то же время требовать, чтобы другой хранил верность.

— Еще как! — крикнул я и побежал в сторону главной улицы.

Мне тотчас повезло. На углу главной улицы и той улицы, по которой я бежал, стояла обаятельная толстушка и уплетала большое румяное яблоко. Сплошное загляденье было на нее смотреть. На то, как впиваются ее ровные белые зубки в сочную мякоть яблока.

Я, не мешкая, предупредил:

— Не забывайтесь. Этот плод уже погубил одну женщину. Ее звали Евой.

Я предполагал, что толстушка ответит:

— А я не Ева.

После этого выудить ее имя будет сущим пустяком. А когда имя в кармане, считай: знакомство состоялось.

Но толстушка повернулась в сторону телефонной будки и позвала:

— Мама!

Из автомата вышла высокая пожилая дама и, смерив меня негодующим взглядом, увела толстушку.

Я пошел вдоль главной улицы. Навстречу попадались в основном мужчины. Те из них, что помоложе, стояли небольшими группами. Обсуждали вчерашний футбольный матч.

Но вот прямо на меня идет молодая женщина. У нее все высший класс. И лицо. И талия. И ноги. Только с ней мужчина. Он мягко держит ее под руку. Осторожно, точно она из хрупкого стекла. И стоящие группами мужчины тоже смотрят на нее ласково. Она прошла мимо меня. Я обернулся и посмотрел ей вслед. Любопытно, какая она со спины. И со спины она тоже высший класс.

Меня тряхнули за плечо. Верзила из группы, что стояла поодаль, не снимая руки с плеча, сказал:

— Я бы на месте ее парня дал тебе по морде. Чтобы не смотрел на нее так.

— А как смотрел? — спросил я осторожно.

— Не прикидывайся. Я знаю, как смотрел. Понял?

Он отпустил мое плечо и вернулся к своим. А я хотел ему сказать:

«Зачем мне эта женщина? Пусть она так и идет дальше со своим мужчиной. Мне нужна Женя Тихомирова. Она, единственная».

Я пошел звонить во Владивосток. Заказал квартиру Жени. Сонная телефонистка предложила подождать час. Пока она будет пробиваться через стихии и расстояния. Я уселся в кресло и поглядывал на онемевших в ожидании людей. Их немного. Они томятся, сонно клюют носами. По кабинам бродит дрема. Она-то и спасла меня. Я овладел собой. Я подошел к окошечку и потребовал аннулировать вызов. Телефонистка, уже добравшаяся до прибайкальской тайги, посмотрела на меня с откровенным разочарованием. Она-то старалась ради такого слабовольного типа. Пробиралась сквозь сибирские дебри. Даже сон слетел. Она-то считала, что у типа важное дело. Прибежал, глядя на ночь. Мало что тут подумаешь!

Я простил ее. Откуда ей знать, что как раз все было наоборот.

На экзамене Спасского обошлось. Профессор задал девять дополнительных вопросов, я ответил на все. Это у него называется «потолковать с умным человеком». Он увлекся, забыл, что находится на экзамене, обнял меня за плечи и проводил до дверей аудитории. Протянул руку на прощание и пригласил заходить почаще. Оценку он, разумеется, не поставил. Зачетная книжка так и лежала на его столе. Руку его я, конечно, пожал, но и напомнил об оценке. Мне не очень-то хотелось сдавать экзамен вторично. Я дал ему понять это.

— Да, да! А как же? Без оценки нельзя! — спохватился профессор.

Мы вернулись к столу. Спасский взял авторучку, открыл зачетную книжку и замер. Поджал нижнюю губу. Прищурился.

— А что вы думаете?..

Он задал десятый вопрос. На девяти предыдущих мне везло. А тут он попал в точку. На этот, десятый, я не знал, что сказать. Только мычал. Все же Спасский поставил «отлично».

Кирилл отвечал после меня и заработал лишь «хорошо». По свидетельству очевидцев, он ввязался с профессором в спор. Это ему и подпортило оценку.

Вроде бы речь зашла о патриархе Никоне, как вдруг они схватились из-за сущности демократии. Никто не заметил, с чего началось. Сидевшие на экзамене обратили внимание, когда Кирилл и Спасский уже вошли в азарт. Представьте двух мальчишек, сидящих в куче листьев. Мальчишки, запустив руки в листья, гребут их, подбрасывая друг другу в лицо. Так же вели себя Спасский и Кирилл. Они залезли в глубины истории и подбрасывали факты. Добрались до первобытного общества. Наконец Спасский очнулся и воскликнул: