Умственно поморщиться – нелегкое дело, но Ликтору удалось.

«Ты глуп. Я сам возьму ваших сильнейших, без вашего содействия. Видишь, ты еще и проболтался. А за то, что вы кого-то скрывали, я теперь накажу вас. Я не только не снижаю квоту, я увеличиваю ее! В ближайшее полнолуние мои силы удвоятся, и вы познаете всю полноту моего гнева. Я раздавлю сильнейших!»

Бес съежился, Ликтор почувствовал это физически.

Ощущение было очень приятное, граничившее с экстазом. Ради таких минут он и жил, хотя и не признавался себе в этом. Власть доставляла ему животное наслаждение – власть над кем угодно, будь то бесы или люди из мяса и костей.

«Значит, на этот раз не договоримся?» – дрожащим голосом спросил бес. Для нечеловеческого голоса это была странная дрожь. Казалось, что в эфире возникли помехи. Белый шум.

«Мы и не договаривались никогда. Я выставил условия, и вы были вынуждены их принять».

«Мы будем противостоять тебе. Нам тяжко служить получеловеку. Мы не знаем твоих намерений. Мы подозреваем, что они расходятся с нашими.

Твои вервольфы для нас – загадка, их мысли нам непонятны».

«Намерений у вас тоже не может существовать, как и бытия. Ваше единственное намерение, если его можно так назвать, это служение господину».

«Это так. Но у нас уже есть Господин. За служение тебе Он подвергает нас жесточайшим пыткам».

«Передайте ему, что не за горами время, когда Он сам приползет лизать мне задницу. Я доберусь до Него».

«Весь ад восстанет против тебя!»

«И хорошо. Силы ада не одолеют меня! Ты забыл, откуда я пришел».

«Мы помним. Ты порвал со своим служением».

«Снова повторю: ты глуп. Служение мое невозможно прервать, единожды выбрав его. Я служу Создателю независимо от того, чем занимаюсь. Твои суждения поверхностны».

«Хорошо, я понял тебя. Я передам твои слова остальным».

«Конечно, ты передашь».

Усилием мысли Павел Ликтор прикрыл умозрительную заслонку.

«Пусти меня. Дай мне выйти».

Дрожь – помехи – обозначилась явственнее.

«Не торопись. Ты должен получить свое за наглость и непослушание. Ты осмелился побеспокоить меня, явившись с несусветной чушью».

«Я ни при чем. Меня послали, я всего-навсего парламентер».

«Врешь. Ты сам говорил, что вы единое целое. Наказав тебя, я накажу всех!»

«Позволь мне уйти!»

«Не мельтеши, сволочь! Заглохни и терпи, если сможешь».

Бес дернулся, но Ликтор держал его на прочном поводке.

Со стороны могло показаться, что в горнице вообще ничего не происходит. Сидит на стуле мужик с полуприкрытыми глазами, медленно и мерно раскачивается. По виду он погружен в глубокие размышления – а может быть, просто спит сидя.

Ничто не выдавало напряжения, установившегося в сознании Ликтора, – даже тогда, когда он начал читать молитвы и креститься.

Голос исчез, сменившись пронзительным визгом.

«Жжет! Жжет!..» – голосил бес. Его вопли были похожи на скрежет железа о стекло.

Молитвы причиняли ему неимоверное страдание. Он рвался к выходу, метался в своей темнице, а слова, которые почти беззвучно выговаривались Ликтором, хлестали его огненными бичами.

«Мне все понятно, не бей меня больше! Я больше не потревожу тебя!»

Второе начало, задействованное Ликтором, было нестерпимо посланцу. Ликтор на миг прервался ради комментария:

«Вы, дьяволы, не желаете помнить, что сил у меня две. Одна только мысль о второй повергает вас в трепет, и вы предпочитаете забыть о ней, потому и являетесь с идиотскими просьбами, уповаете на пощаду и снисхождение».

Говоря так, Ликтор дополнительно заводил себя, как будто бы еще недавно и не думал сам защищать и оправдывать бесов перед ликвидатором.

Он уже уверовал в искренность своего служения Богу и ненависть к Его вечному оппоненту – редкое умение, высший пилотаж.

Он достиг этого посредством длительных упражнений и медитаций.

Скрытая камера исправно выводила на монитор безмятежно спавшего Пантелеймона; Ликтору даже удалось разглядеть слюну, показавшуюся в уголках его рта.

На самом деле это была не сладостная слюна, рожденная сновидением, а… пена.

Толстое одеяло чуть подрагивало; создавалось впечатление, что протодьякон участвует в каких-то сновидческих приключениях. Но это были вовсе не приключения: тело протодьякона сводило судорогой! Он не то чтобы бился, но время от времени вытягивался в струну.