Он был вынужден бороться с бессилием. — Что произойдет, если я выберу правильный? — пропыхтел он.

— Тогда ты говоришь правду, получишь все сокровища из сундука, и мы вернем тебе твой компас, чтобы ты смог найти для каждого из нас спутника.

— А если я вытяну неправильный?

Кери пожала плечами. — Колдовство кислорода потеряет силу. И ты утонешь.

Как, разразись небеса, он должен найти правильный ключ? Ошибочное решение стало бы его последним. Оливер моргнул, стараясь подавить панику.

— Давай уже, — шипит Ондина и наклоняется над раковиной. — Мы не можем потратить на это весь день, — рассердившись, она переворачивает ракушку и разбросала ключи у ног Оливера.

Практически потеряв сознание, Оливер заметил крохотное мерцание, вероятно, это был солнечный луч, косо упавший в море. Во всяком случае, он привлек внимание Оливера к компасу отца, который висел вокруг шеи Ондины.

Он видел, как стрелка двигалась, очень легко, до тех пор, пока не повернула направо.

Наконец, стрелка указывала на ключ, который лежал, немного, в стороне от других.

"Он знает дорогу домой," — сказала его мать.

Оливер наклонился вперед и схватил ключ. Перед глазами уже начинало темнеть, когда он вставил его в замок на сундуке.

Он вошел очень легко и без труда открыл замок. Из сундука вылетело черное облако чернил.

В сундуке не было ни золота, ни драгоценностей, ничего, что можно было бы назвать сокровищем.

Морские нимфы показывали ему один предмет за другим.

Огнетушитель.

Мегафон.

Зуб акулы.

Оливер моргал в удивлении. — Но это же никакие не сокровища, — произнес он с трудом.

— Сокровище тогда становится сокровищем, — отвечала Марина, — если ты считаешь его таковым, если нуждаешься в нем больше всего на свете, — она протянула руку к Ондине, сняла компас с шеи сестры и сунула его в руку Оливеру.

Оливер задумался над ее словами. И в тот момент, когда он потерял сознание, он понял, что это был лучший совет в отношении любви, который он мог получить.

 О Делайле Макфи мне известно следующее: Она грызет ногти, когда нервничает.

Она фальшиво поет. Она так странно подчеркивает некоторые слова своим необычным акцентом, хотя, может быть, это я произношу их не правильно.

У нее невероятно завораживающие глаза, как будто ей совсем не нужны слова, потому, что все что она чувствует, написано в ее глазах

— Ты меня не слушаешь, — жалуется Делайла.

После нескольких часов разлуки мы, наконец, снова вместе. Ее немного трудно понимать, потому что из этого чудоящика, который она называет радио, гремит музыка, так она надеется, что ее мать нас не услышит, если мы будем громко разговаривать.

За плечами Делайлы видна знакомая обстановка ее спальни— розовые стены, розовые абажуры, все розовое.

Краем глаза я вижу плюшевую подушку, отделанную бахромой. И конечно же она тоже розовая.

— Потому что ты приводишь меня в замешательство— , отвечаю я.

— Я же просто здесь сижу и разговариваю с тобой!

— Вот именно, — отвечаю я и улыбаюсь.

Мне нравится, что она краснеет, когда я ей вот так улыбаюсь. Тоже самое происходит, когда я улыбаюсь Серафиме, но у нее это получается далеко не так очаровательно. Интересно, правда?

Я наблюдаю за ресницами Делайлы, которые отбрасывают тени на ее щеки. В то время как она болтает сама с собой, я думаю о том, какого цвета ее волосы — полированной древесины или скорее молочного шоколада.

— Я хорошо понимаю, что ты чувствуешь себя запертым, — говорит Делайла. — Но лучше быть взаперти, но живым— что бы это не означало в книжном мире— чем свободным, но мертвым.

Определенно древесина или может быть орех.

— Если даже такое простое существо как паук не может выбраться из книги, то, как это может получиться у человека? И что если я заберу тебя из книги, а ты окажешься всего лишь... словом?

Она встает с кровати и начинает ходить с книгой взад вперед по комнате.