Шрифт:
— Скажи, Игнат, тот казак со шрамом давно у вас казакует?
— Он казаковал допрежь меня.
— И добрый он казак?
— То гарный казак...
— Он не вятский?
Игнат строго посмотрел на Ермолая, ответил назидательно:
— Доброго молодца, что приходит в казачье войско, не спрашивают, кто он и откелева. Спрашивают токмо, будет он служить верою и правдою да сполнять наши обычаи. И ноне тебя али спрашивали, чей ты отрок?
...Покорение народов, заселявших берега Волги, потребовало значительно больше сил, чем завоевание Казанского царства. И трудно сказать, сколь успешными были бы усилия царского войска без самоотверженной поддержки казачества. К тому времени казаки объединялись то в осёдлые, то в кочевые отряды, искусные в воинском деле. Им, отважным смельчакам, не было равных в освоении нового пространства, в дерзких набегах на улусы. Жадные до наживы буйные гуляки, они преображались в минуты опасности и в бою вели себя как настоящие львы. Казалось, для них не было ничего невозможного. Нередко и царским воеводам стоило немалого труда подчинить себе эту лихую вольницу.
Легко представить, сколь привлекательная была эта жизнь для отрока с воображением и жаждой героических дел. Ему сразу понравилась казачья вольница. Отрадно было ему, лесному жителю, охотиться на зверя, закидывать невод в реку. Он думал, что никогда не вернётся к прежней посадской жизни, где не знали, что такое воля, а белый свет видели лишь сквозь бычий пузырь окна. Беда только, что порты прохудились, а новое платье и шапка погорели в огне. На нём были старые отцовы порты, великоватые, но в них было удобно и на траве валяться, и нехитрую службу нести.
Нельзя сказать, чтобы служба эта не становилась порой обременительной. Иные гуляки норовили свалить на Ермолая свои обязанности. И валежнику для костра натаскай, и сбрую коню почисти, и рыбы налови да ещё кашеварь у костра. А там ещё и котёл надо почистить. Иногда он выбивался из сил, а всё не противился старшим. Не то чтобы он боялся грозы или окрика. Но его страшило одиночество. Глядишь, здесь ему и слово доброе скажут, и в обиду никому не дадут.
Но в тот вечер на душе у Ермолая было смутно. Что-то дрогнуло внутри, когда тот страшный казак со шрамом на щеке остановил на нём долгий взгляд. Ермолай не мог понять, за что его произвели в старшины. Не за то ли, что лучше других воровал в игре? Или за то, что добыл себе косматую папаху? Он старался не попадаться на глаза новому старшине и про себя опасливо думал, что Горобец (так прозывался старшина) заметил, видно, как Ермолай следил за его воровской игрой. Ермолаю казалось, что если притулиться за спиной у казаков, то Горобец забудет о нём и можно избыть беду, хотя и не ведал, что ему может грозить. Воевода, у коего он мог бы найти защиту, с головным отрядом ушёл вперёд, а их оставил в лесу. И Горобец тут Бог и царь. Он, может быть, будет и посильнее воеводы...
О, неведение отрока! О, его прозорливость!
В тот вечер Горобец много суетился, осматривал своё хозяйство, легко поигрывая плетью. Вдруг он отыскал глазами Ермолая, резко упёрся в него взглядом, как если бы впервые заметил:
— А это что у нас за страшилище в мужских старых портках? А ну подь сюда!
Ермолай вздрогнул, словно Горобец ударил его плетью, но не сдался:
— А ты в своей косматой папахе похож на старого ворона!
Казаки загоготали, довольные тем, как малец осадил старшину. В воздухе засвистела плеть. Ермолай успел отскочить и укрылся за казачьими спинами. Тут послышался звук подъехавших лошадей. Это вернулись с «гульбы» охотники с богатой добычей.
2
Двух диких кабанов тут же ободрали и принялись зажаривать на костре. Что за дух пошёл! Куски мяса обваляли в пахучей лесной траве. И тут начался пир. Горилка лилась рекой. Аппетитные куски похрустывали на зубах.
Ермолай не отставал от казаков и, во всём подражая им, так же тщательно обтирал о голову засаленные пальцы. Горобец ему теперь не страшен. Рядом сидел любимый воевода Данила Адашев. Для него наскоро сработали стол из сосны. Но невесел воевода: судьба словно посылала ему свои тревожные сигналы. И никому другому не понять их. А многие завидуют и славе его, и царской ласке. Брат воеводы, Алексей Адашев [2] , — любимец грозного царя Ивана. Ермолай замечает меж тем, как пристально приглядывается к воеводе Горобец. Или это лишь мнится отроку? На лицо Горобца падают кровавые отсветы догорающего костра. Он и вправду похож на старого ворона. Изогнутый вороньим клювом нос, слегка вывернутое нижнее веко, таящие что-то недоброе глаза подернуты плёнкой. Его голос покрывает голоса остальных казаков:
2
Адашев Алексей Фёдорович (? — 1561) — окольничий, член Избранной рады, с середины 50-х гг. руководил всей дипломатией Руси. Возглавлял составление разрядных книг и летописей. С 1560 г. в опале.
— Что приуныл, воевода? Отчего не по-нашему пируешь? Али обидел кто? Али обиду чуешь?
И тотчас отозвались другие старшины:
— Ты, Горобец, ври, да не завирайся! Какая нашему воеводе обида? Его сам царь милует.
Казаки гордились, что ими воеводит знатный вельможа, окольничий Данила Адашев, добывший себе славу и почести при взятии Казани. Вот поднялся седоусый старшина и предложил заздравную чашу за воеводу:
— Будь здрав еси, храбрый воевода, да поведай нам, как брали Казань. Из твоих уст хотим правду знать.
О взятии Казани [3] среди казаков ходило много легенд. Завоевание Казанского царства сравнивали с Куликовской битвой. Русский народ увидел в своём царе защитника христианства от басурман, опустошавших русские земли, освободителя из неволи многих пленных христиан. Надо ли удивляться, что в сознании народа долгие годы будет жить память об этом походе как о великом подвиге. По всей Волге и впадающим в неё рекам были водружены кресты. Перед ним бледнели прежние походы: Волга стала рекой Московского государства. Без этих завоеваний невозможно было движение России на Восток, её прорыв к исконно русским землям. Азия же под Казанью теряла свой последний редут противостояния в Европе. И многие рассказы о взятии Казани говорят об отчаянном, жестоком сопротивлении татар.
3
...о взятии Казани… — 1 октября 1552 г. после долгой осады стены города были взорваны, и Казань была взята русскими войсками. Вслед за взятием Казани покорились Арская область и луговая черемиса.
Редкий пир обходится без воспоминаний о кровавой сече между русскими ратниками и татарами. Воздавалось должное и геройству русских, и мужеству татар.
— Ты прав, атаман Колесо. Слава того великого подвига отворила все уста. Да все ли знают правду? Русские ратники не щадили голов своих за благочестие, и всяк думал: «Ежели умру, то не смерть это, а жизнь. Пострадаем за братьев, терпящих долгий плен, страдающих от безбожных агарян [4] ». Вспоминали слово Христово, яко нет ничего лучше, чем полагать души за друга своя. Просили у Господа избавления бедным христианам. Да не предаст нас в руки врагов наших. Если не теперь, то как вперёд от них избавимся?
4
...агаряне... — Название происходит от имени рабыни египтянки Агарь, которая была наложницей Авраама и родила ему сына Измаила. Вместе с сыном была выслана из дома и ушла в Аравийскую пустыню, где Измаил стал родоначальником арабских племён, прозванных измаильтянами и агарянами.