Гадес отмахнулся от предполагаемого оскорбления и продемонстрировал ленивую улыбку, которая когда-то расплавила ее сердце… и ее трусики.

– Ты восхитительна, любимица. Не проходило и дня, чтобы я не думал о тебе… не скучал по тебе… не жаждал сжать тебя в своих объятиях.

Да как он смеет!

Как можно спокойнее она сказала:

– Не проходило и дня, чтобы я тоже не думала о тебе… лежащем на полу, с разорванной грудной клеткой, а твои внутренние органы образуют пылающий круг вокруг тебя.

С немного язвительной улыбкой, Гадес ответил:

– Именно это требуется, чтобы вернуть тебя?

Вернуть ее? Да ну!

– Ты солгал, отравил, обхитрил меня и стал причиной моего заключений. Мы уже минули точку вторых шансов.

– Я никогда не отравлял тебя, – нахмурившись, заметил Гадес.

– Тогда почему я всегда была как в тумане? – Ответ, казалось, загрузили прямо ей в мозг. Связь… его тьма. Кили питалась от него каждый день, он ничего не знал о тумане.

Отлично. Одно преступление вычеркиваем из списка его прегрешений.

Связь с Торином не вызывает никакой туманности… только усиливает возбуждение.

– Не бери в голову, – бросила она. – Это неважно. Я повзрослела. Поумнела. Ты ничего не можешь сделать, чтобы мое ужасное мнение о тебе изменилось. – Кроме того, он даже не хотел ее. Не по-настоящему. Для него я стою лишь бочонка виски.

Как и Торин, он всего лишь чего-то от нее хотел.

– Киликаель…

– Нет! – закричала она. – Не называй меня так. Я больше не та глупая девочка. – Снова с усилием успокоив свой тон, она спросила: – Это продолжение твоего плана по ослаблению меня? Хочешь помешать мне стать более могущественной чем ты?

Гадес пересек пространство, провел кончиком пальца по столешнице на кухне…

В животе беспокойно заурчало.

– Потому что уже слишком поздно.

…и поднял одну из безделушек, которую дал ей.

Мысленная заметка: выбросить это.

– То, что я с тобой сделал было ошибкой, – сказал он.

Ошибка. Милое слово для всех ужасов, что она пережила.

– Как грустно для тебя.

– Которую я никогда не сделаю снова.

– Потому что вскоре ты станешь слишком занят бытием мертвеца.

Гадес вздохнул.

– Между прочим. Ты должен дать повышение своим миньонам. Все их подколки, плевки и совсем недавняя попытка убить меня? Достойно золотой звезды. Правда.

– Подколки? Плевки… убийство? Киликаель… Кили, я клянусь, что ничего не знал о таком обращении. А послал миньонов с инструментами, чтобы помочь тебе бежать.

– Конечно. В этом куча смысла. Ты мог помочь мне лично, и все же не припомню, чтобы ты наведывался в тюрьму. Кроме того, твое слово ничего не стоит.

– Я не мог дать Кроносу возможность заключить меня в темнице.

– Ох, дорогой. Ты прав. Но, как ты считаешь, это твой эгоизм? Или просто холодный расчет?

В голосе Гадеса сквозила угроза, когда он добавил.

– Миньоны ослушались меня и будут наказаны.

Лжец! Внезапно Кили больше не могла находиться рядом с мужчиной, который так намеренно использовал ее.

– Убирайся.

За одну секунду мужчина пересек расстояние между ними и встал перед ней, играя кончиками ее волос. Он излучал соблазн… похоть.

Кили хотела только выколоть ему глаза.

– Потребовалось несколько лет вдали от тебя, чтобы понять, как глубоко я заблуждался, – сказал он.

– Несколько лет, – сухо повторила Кили. – Я настолько привлекательна? Как своеобразно для меня.

– Я проводил время с другими женщинами, но никто не мог сравниться с тобой. И хочу тебя, более могущественную чем я или нет.

– О, да. Я безусловно сильнее тебя.

Его глаза сузились.

– Мы бы стали непобедимой командой.

Так вот оно что. Настоящая причина, по которой он хотел ее. С тем же успехом Гадес мог откинуть голову и дьявольски рассмеяться. Ахахаха.

– Я не верю, что смерть слишком хороша для моих врагов, – заметила Кили.

– Видишь? Мы даже думаем одинаково.

– Ты мой враг. Я ненавижу тебя.

– Очень хорошо. Тебе нужно время, пространство, – ответил Гадес. – Понимаю. Но скоро я приду за тобой, любимица. Ты снова будешь моей.

Заносчивость! Дерзость!

– Прости, но у меня уже есть мужчина. – В данный момент он ей не нравился, но Торин все еще её. – Вообще-то нет. Мне не жаль. Он заставляет меня смеяться. Едва он меня касается – и я уже взрываюсь.