— Погоди минутку, Джек-кун, — попросила Хироко, исчезая в доме.

Вернулась она с аккуратно свернутым кимоно темно-красного цвета.

— Оно понадобится тебе для праздников и церемоний. На нем вышит феникс — герб клана Масамото. — Огорченная отъездом Джека, Хироко прослезилась. — В Киото, под присмотром Масамото-сама, ты будешь в большей безопасности, чем здесь.

— Аригато, Хироко-сан, — ответил Джек, принимая подарок обеими руками и восхищенно его разглядывая. — Какая красота!

К Джеку подъехал плотно сложенный самурай с кустистыми бровями и усищами, которые словно росли прямо из носа. Одет он был в темно-коричневое кимоно и куртку для верховой езды. Когда самурай приблизился, Джек узнал в нем Кума-сана, преданного слугу Масамото.

— Джек-кун! Поедешь со мной, — приказал Кума-сан и похлопал по седлу позади себя.

Заплечный мешок со своими вещами, включая новое кимоно и коробку с бонсаем, Джек уложил в седельную сумку. Кума-сан протянул руку, помогая мальчику сесть на лошадь, и передал ему толстый плащ для защиты от холода.

— Не забывай мыться! — напомнила Хироко, грустно улыбнувшись на прощание.

Лошадь зарысила к голове колонны. В глазах вдруг защипало, и Джек сморгнул горячие слезы. Как жаль уезжать из Тоба! Здесь был его дом с тех пор, как он попал в Японию. И кто знает, удастся ли сюда вернуться.

Джек помахал Хироко, и она поклонилась в ответ.

А где же Акико? Куда она пропала? Надо с ней попрощаться!.. Джек отчаянно завертел головой: с лошади-то теперь не слезешь!

Наконец он заметил девочку в группе верховых самураев: она ехала на белом жеребце — том самом, которого Джек увидел в первое утро пребывания в Японии.

— Акико! — закричал Джек. — А я боялся, что не увижу тебя и не смогу попрощаться.

— Попрощаться? — Акико недоуменно посмотрела на Джека. — Да ведь и я еду в Киото!

— Как? Мы же едем учиться в школе самураев!

— Джек, женщины тоже самураи! — Акико обиженно посмотрела на Джека и пришпорила жеребца, не дожидаясь ответа.

Прозвучала команда «Икинасай!» [37] , и колонна всадников тронулась в путь.

Джек заметил, что кто-то бежит рядом с лошадью.

— До свидания, Дзэку Фурэтя! — с восторгом завопил Дзиро.

— До свидания, Дзиро! — помахал в ответ Джек.

Отряд поехал вверх по склону, и мальчонка затерялся в снежных вихрях.

Колонна выехала на вершину холмов над бухтой и, петляя среди рисовых полей, добралась до узкой грунтовой дороги. Перед спуском Джек в последний раз оглянулся на порт Тоба: какой же он маленький и лодочки кажутся лепестками в пруду! Под лучами утреннего солнца красные ворота в бухте ярко горели. А потом все исчезло за склоном холма.

Кума-сан сказал Джеку, что до Киото сорок ри — около ста пятидесяти километров. Отряд будет ехать до обеда, а после обеда нужно успеть добраться до деревни Хисай. Оттуда в Камэяма, где они выйдут на главную дорогу, Токайдо, и свернут в глубь острова, чтобы подойти к Киото со стороны южного берега озера Бива. Путешествие займет три дня.

Дорога казалась пустынной, однако вдоль нее местами кипела жизнь. В прибрежных поселках стояли на приколе лодки, рыбаки чинили сети. Крестьяне на рисовых полях копались в замерзшей земле. На рынке торговали овощами. Полудикие собаки с лаем гнались за колонной. По дороге шагал одинокий торговец с товаром на спине.

Джек заметил, что при приближении Масамото с отрядом крестьяне склоняются в почтительном поклоне и не поднимают головы, пока не пройдет вся колонна.

Когда они остановились на обед в придорожной гостинице, Джек отыскал Акико: она возилась с конем.

— Какой великолепный жеребец, — сказал Джек, все еще смущенный своей бестактностью во время отъезда и не зная, с чего начать разговор.

— Он принадлежал моему отцу, — ответила Акико, не глядя на Джека.

— Твоему отцу? А что с ним случилось?

— Мой отец Датэ Кэнсин был великим воином, но погиб от руки врагов. Ему не позволили совершить сэппуку, а значит, он умер позорной смертью.

— Прости, пожалуйста, я не знал… — Джек запнулся. — А что такое сэппуку?

— Ритуальное самоубийство. Почетная смерть… Ничего, ты меня не обидел. С тех пор прошло много лет. Этот конь и мечи в доме матери — все, что от него осталось.

Джек вспомнил красные с черным мечи, висевшие на стене в столовой. И подумал о единственной вещи, оставшейся от его собственного отца, — кожаной тетради. В глазах Акико Джек увидел ту же самую горечь потери, которую сам испытывал каждый день.