Руководящим прецедентом, созданным Верховным судом США еще в 1911 г., было установлено, что Конгресс может «конституционно» делегировать органу исполнительной власти полномочия издавать подзаконные акты (правила, инструкции и т. п.), нарушение которых наказывается законом как уголовное посягательство. [219] И хотя по-прежнему считается, что законом должны быть очерчены рамки такого «административного» посягательства, суды в последние годы становятся все менее требовательными и одобряют стандарты, «настолько неопределенные, что оказываются просто бессмысленными». [220]

В штатах положение разное. В одних – все преступления должны быть предусмотрены в законе, [221] в других, которые, как представляется, составляют большинство, – делегирование допускается. [222] И там преобладающей тенденцией является «минимальное руководство со стороны законодательной ветви». Это объясняется тем, что «такое делегирование необходимо для обеспечения гибкости и компетентности в решении определенных вопросов» [223] .

Но в подзаконных актах органов исполнительной власти содержатся не только определения «административных преступлений»; нередко непосредственно там, а не в статуте, предусматривается и наказание за них, но обычно в пределах, установленных статутом, например «штраф в размере до 500 долл. и (или) тюремное заключение на срок до 6 месяцев». Однако если законодатель «забывает» указать максимальное наказание в статуте, то в этом случае делегирование «вероятно» может быть признано недействительным.

Интересно, что существование «административных преступлений» у американских ученых, причем таких известных, как У. Лафейв и О. Скотт, вызывает возражение не потому, что это нарушает принцип законности. А потому, что они часто, так же как преступления общего права, заранее не известны людям, так как соответствующие подзаконные акты по большей части не публикуются, не сообщаются в общедоступных средствах информации, и, следовательно, люди заранее не знают, что такое-то поведение является преступным. Лучшим выходом из указанного положения они считают предоставление обвиняемому возможности защиты в силу ошибки в праве, т. е. в силу незнания о соответствующем правиле, инструкции или постановлении. [224]

И, наконец, следует отметить, что преступления и положенные за них наказания предусматриваются актами, принимаемыми местными органами власти. Такая возможность им нередко предоставляется уголовными кодексами. Например, в УК Алабамы (ст. 13А-1-4) сказано, что «действие или бездействие не является преступлением, если оно не предусмотрено в качестве такового данным Уголовным кодексом, другим применимым статутом или законным ордонансом», т. е. актом муниципалитета, изданным в пределах своей компетенции.

Таким образом, в условиях действующего уголовного права США принцип “Nullum crimen…” следовало бы расширить и сформулировать примерно так: «Нет преступления, нет наказания без указания в законе, нормах общего права и в подзаконных актах».

Второй элемент принципа законности в американском уголовном праве нашел отражение в доктрине “Void for vagueness” (ничтожный по причине неясности). Суть этой доктрины в том, что если суд (обычно Верховный суд США или штата) установит, что какой-то нормативный акт (статут) изложен нечетким, недостаточно понятным языком, он может лишить его судебно-правовой защиты, т. е. признать не имеющим юридической силы. Вынося такое решение, он ссылается на несоблюдение требования о «надлежащей правовой процедуре» (due process clause), [225] содержащегося вVи XIVпоправках к Конституции США. [226]

Положение о «надлежащей правовой процедуре» имеет два «измерения»: процессуальное и материально-правовое. Во втором, интересующем нас здесь больше, Верховный суд ранее в своих решениях делал упор на то, что в статутах должно содержаться «ясное предупреждение» о том, какое поведение является преступным.

И хотя Верховный суд неоднократно подчеркивал, что каждый имеет право знать, что закон предписывает или запрещает, он нередко отсылал к таким неопределенным понятиям, как «средний человек», «обычные люди» или «люди с обычным интеллектом». Более того, в своих постановлениях он отмечал, что если язык какого-либо статута не ясен, он может быть уточнен понятиями, используемыми в общем праве или другом законе. Странная позиция, поскольку трудно себе представить, что даже «обычные» американцы, не говоря уже об иностранцах, которых в США очень много, знают общее право или необходимое в соответствующих случаях законодательство. Предложенная рекомендация, не без иронии пишут американские ученые, могла быть принята, если бы в таком статуте для уяснения непонятных в нем мест, также предусматривалась рекомендация обращения за юридической помощью [227] .

Один из наиболее ярких примеров подобных статутов – законодательство о бродяжничестве, которое предусматривает арест, осуждение и уголовное наказание лиц, являющихся «бродягами». Таковыми по ордонансу Джэксонвилля (штат Флорида) считались «жулики и праздношатающиеся… обычно болтающиеся по ночам… распутные и похотливые лица. скандалисты. привычные лодыри» и другие лица. [228] Поскольку, как совершенно справедливо указал суд, такое понятие бродяги не дает «ясного уведомления» о том, какое поведение запрещено, он признал ордонанс «ничтожным по причине неясности». [229] По словам Дж. Дресслера, он также отметил, что такое законодательство, ставшее «давно обычным в России, несовместимо с нашей конституционной системой». [230] Оно, возможно, и несовместимо, но существует, о чем свидетельствует даже практика Верховного суда США, а ведь до него дойти непросто. Так, сравнительно недавно по сходным основаниям он признал неконституционным еще один ордонанс, действовавший в Чикаго. [231] Он предусматривал наказание в виде штрафа или тюремного заключения для тех праздношатающихся группой, которые немедленно не разошлись по приказу полицейского. Причем, по этому ордонансу, праздношатающийся – это тот, кто «находится в каком-либо месте без очевидной цели». [232]