Старые представления о вине и ее формах сохраняются и в некоторых штатах. Так, например, в ст. 20 УК Калифорнии (1872 г.) упоминаются две формы вины – намерение и преступная небрежность, но ни одна из них там не определяется. [368] [369] Но даже в новых уголовных кодексах, т. е. принятых после опубликования Примерного УК (1962 г.), сохраняется прежнее неудовлетворительное решение вопросов вины. Так, в УК Миннесоты в подразделе 9 («Психическое состояние») в ст. 609.02 («определения») содержится понятие лишь намерения, причем весьма широкое: это не только цель сделать что-то или причинить соответствующий результат, но также осознание того, что какой-то факт существует или понимание того, что совершаемое действие, будь оно успешным, причинит соответствующий результат. В УК Джорджии, так же как в УК Калифорнии, упоминаются две формы вины – намерение и преступная небрежность, и ни одна из них не определена.

Поэтому было бы преждевременным утверждать, что в США уже окончательно на смену прежним представлениям о вине пришли новые, предложенные Примерным УК.

В указанных и некоторых других штатах решение вопроса вины в значительной степени основывается на субъектной практике. Традиционно суды исходили из того, что преступление может быть совершено с намерением или по небрежности. Причем намерение может быть общим (general), специальным (specific), перемещаемым (transferred) или конструктивным (constructive). [370] Первые два вида встречаются чаще, поэтому заслуживают большего внимания.

Прежде всего следует отметить, что различия между общим и специальным намерением не очень четкие. У. Лавейф отмечает, что они определяются по-разному: иногда термин «общее намерение» используется также, как «преступное намерение» – для обозначения mens rea, а «специальное намерение» – для обозначения психического состояния, в то время как «специальное намерение» ограничивается одним психическим состоянием намерения, или же «общее намерение» используется, чтобы охарактеризовать намерение сделать что-то вообще, а не в каком-то определенном случае, а «специальное намерение» – для обозначения намерения сделать что-то в определенном месте и в определенное время. Перечислив варианты различий общего и специального намерения, указанный автор в заключении, со ссылкой на довольно новое решение Верховного суда штата Коннектикут, [371] пишет, что общее намерение – это только «намерение совершить телодвижение, составляющее действие, которое требует преступление» [372] . Примерно такое же, весьма широкое определение общего намерения дают и другие американские авторы, в частности Дикс. [373] Из такого понимания общего намерения он делает вывод, подкрепленный решением Верховного суда штата Висконсин, [374] о том, что общее намерение не подлежит специальному доказыванию; оно может быть выведено из факта осуществления запрещенного поведения. Другими словами, продолжает Дикс, «тот, кто добровольно совершает действие, презюмируется умышляющим это действие». Далее он пишет: если результат является естественным и обычным следствием поведения обвиняемого, жюри может сделать вывод о том, что он умышлял соответствующий результат. Такой опровержимый вывод о намерении, замечает он, «по крайней мере, иногда является конституционно допустимым». [375]

Специальное же намерение в наиболее общем понимании этого термина, как его трактуют суды, означает, что у лица есть какая-то определенная цель, например при покушении на тяжкое убийство (но она может отсутствовать в случае его совершения), или что у него есть еще желание совершить последующее действие, необходимое для завершения преступления, например берглэри общего права. Для признания лица виновным в его совершении должно быть доказано, что лицо не только намеревалось осуществить взлом и проникновение в жилище другого, но также совершить там фелонию. Это второе намерение – специальное в том смысле, что оно иное, чем то, которое требуется в отношении «взлома и проникновения». [376]

Прямое упоминание специального намерения можно встретить в статутном, нереформированном праве штатов. Например, в УК Калифорнии (ст.21 (а)) говорится, что покушение на преступление состоит из двух элементов: специального намерения совершить это преступление и непосредственного, но неэффективного действия, направленного на его совершение.

Суды, которые придерживаются различий между двумя видами намерения, руководствуются ими при решении вопросов ответственности за преступления, совершенные по ошибке в факте или праве или в состоянии опьянения. Так, если опьянение обычно считается недостаточным основанием, чтобы нейтрализовать общее намерение, оно может быть достаточным, чтобы нейтрализовать специальное намерение. Например, в случае берглэри лицо, которое осуществляет взлом и проникновение в жилище, может быть признано настолько пьяным, чтобы иметь намерение совершить там фелонию. В

УК штата Калифорния сказано, что «доказательство добровольного опьянения допускается только по вопросу о том, действительно ли у обвиняемого сформировалось требуемое специальное намерение, или, если ему предъявлено обвинение в тяжком убийстве, действовал ли он преднамеренно, обдуманно или имея явно выраженное злобное предумышление» (п. “b” ст. 22). [377]

Поскольку концепция общего намерения была «постоянным источником путаницы и двусмысленности в уголовном праве», [378] некоторые известные американские ученые еще до издания Примерного УК призывали отказаться от деления намерения на «общее» и «специальное» и от использования этой терминологии в судебной практике. [379] Однако, несмотря на то, что такой отказ произошел в уголовном законодательстве (штатов), испытавшем в данной области влияние Примерного УК, суды в некоторых из них, например в Иллинойсе, время от времени обнаруживают приверженность к старым понятиям. [380] Воистину, уходящее в прошлое очень живуче, особенно когда речь идет о судебной практике стран англосаксонской системы права!

В случаях, когда лицо, намереваясь причинить вред другому, случайно, например промахнувшись, причиняет вред третьему лицу, оно на основании доктрины перемещаемого намерения может быть признано имевшим намерение причинить вред этому третьему лицу. Эта своего рода юридическая фикция, которая появилась в Англии еще в ХУ! в., в дальнейшем пустила глубокие корни в американской уголовно-правовой системе.

Влияние указанной доктрины можно обнаружить и в Примерном УК в ст. 2.03, где рассматриваются вопросы причинной связи, а именно: если «фактически причиненный результат не совпадает с задуманным или ожидавшимся только в том отношении, что претерпевшим ущерб или затронутым оказалось другое лицо или другое имущество» (п. 2а), [381] деятель может быть признан виновным в такой же степени за этот фактически причиненный результат. Приведенное положение было воспринято уголовными кодексами ряда штатов, например Пенсильвании (ст. 303), Кентукки (ст. 6.04), Алабамы (ст. 13А-2-5) и др.

Доктрина перемещаемого намерения довольно часто используется в судебной практике. Так, Верховный суд штата Вашингтон, рассмотрев в 1994 г. дело Уилсона, постановил: поскольку намерение причинить тяжкий телесный вред установлено, mens rea переходит от двух лиц, по которым обвиняемый намеревался произвести выстрелы, к двум другим, которым он не намеревался причинять вред [382] .

Иногда соответствующие статуты формулируются так, чтобы исключить применение доктрины «перемещаемого намерения». [383] Иногда, наоборот, формулировки закона включают словосочетания, позволяющие применять эту доктрину, например: «это или другое лицо», что в своем решении отметил Верховный суд штата Нью-Мексико [384] .