Шрифт:
* * *
Безусловно, смартфон — более верный друг, чем ненадежный и непредсказуемый человек. Смартфон не внушает страха, у него не бывает перепадов настроения и дурного запаха изо рта. Наши трогательные отношения с телефонами могут показаться карикатурой на истинную привязанность, но мы забываем, что такая нежная любовь к портативной электронике не нова. Нечто подобное уже случалось в нашей жизни. В конце девяностых компьютерные существа Тамагочи и Ферби26 считались лучшим подарком для десятков миллионов детей. Я сам игрывал в шахматы с роботом в пустой детской (и очень радовался, что партнер не смеялся над моими проигрышами), но мне посчастливилось пропустить тотальное нашествие компьютерных друзей. Возраст дал мне возможность ощущать себя другим человеком в сравнении с теми, кто всего на несколько лет моложе. Мои младшие двоюродные братья и сестры носили в школу Тамагочи и Ферби, они постоянно следили за тем, чтобы вовремя накормить, напоить своих сложных электронных питомцев, поухаживать за ними. И питомцы получали все, что им нужно. (Попробуйте перевернуть Ферби вниз головой — он тут же запищит: «Я боюсь!») Мне, конечно, нравился мой шахматный робот, но я не любил его так, как любят людей.
Шерри Теркл, директор отдела технологических инициатив Массачусетского технологического института, проанализировала в книге Alone Together сотни бесед с детьми, увязшими в отношениях с роботами и другими технологическими игрушками. Автор рисует убедительную картину нарождающегося поколения, которое более комфортно чувствует себя с техникой, нежели с живыми людьми. Телефон прост в общении, а от людей всегда ждешь неприятностей. Общение при помощи текстовых сообщений постепенно вытесняет телефонные разговоры, чреватые непредсказуемыми ловушками. Текстовые сообщения — пусть даже они лишены утонченных интонаций — надежны и подконтрольны. И мы с удовольствием идем на эту сделку. «Тревогу вызывает тот факт, — заключает Теркл, — что упрощение и редукция отношений перестает вызывать протесты. Мы ждем такого упрощения и даже желаем его».
Мы на самом деле ждем и желаем такого упрощения. Наши телефоны изгоняют саму возможность поскучать, следовательно, они втискивают наше общение в строгий контекст, который позволяет окунуться в океан развлечений, не рискуя в нем утонуть. Подростки из автобуса нашли в своих телефонах эмоционально окрашенные дружеские отношения, но эти технологичные друзья требуют безоговорочного подчинения. Наши «контакты» организованы в соответствии с программным обеспечением телефонов, а доступ к этим контактам (в противоположность доступу к реальным людям) становится главным объектом внимания. Но, возможно, это абстрагирование от «контактов» отражает какую-то более общую тенденцию? Летом 2010 года ученые Мичиганского университета подготовили анализ исследований, проведенных с 1979 по 2009 год. Изучался уровень способности к сопереживанию среди студентов американских колледжей. Выяснилось, что у современных студентов он снизился на сорок процентов по сравнению с показателями семидесятых–восьмидесятых годов. Такие же подсчеты, сделанные в университете Сан-Диего, продемонстрировали, что среди современной молодежи вырос уровень нарциссизма. Я и сам заметил: мои контакты с друзьями становятся менее эмоциональными, фильтруясь смайликами и текстовыми сокращениями телефона.
Когда я раздумываю над навыками межличностного общения аборигенов цифрового мира, распыляющих свое внимание как раз в то время, когда они должны были бы его концентрировать, мне приходит в голову, что в этом отношении старшее поколение имеет перед ними огромное преимущество. Я, например, не понимаю, как можно нанять на работу человека, неспособного мыслить законченными предложениями. Единственным преимуществом молодого поколения будет его молодость и, если угодно, сексапильность, за которую представители пожилого поколения склонны многое прощать. Но не надо забывать, думаю я, что молодость проходит. И что сможет предъявить пятидесятилетний недоросль, кроме умения обращаться с цифровой техникой, которая и сделала его инфантильным? Это, конечно, фантазии. Пятидесятилетний будет докой по многоцелевым задачам в многозадачном мире. Мои представления о профессиональной этике просто выйдут из моды.
В истории человечества еще не было периодов, когда между двумя следующими друг за другом поколениями возникал бы столь разительный когнитивный диссонанс. Причина в том, что никогда изменения не проходили столь стремительно. Оцените скорость проникновения новшеств. Сколько требуется времени, чтобы новую технологию освоили пятьдесят миллионов человек? Радиосвязи для этого понадобилось тридцать восемь лет, телефону — двадцать лет, телевидению — тринадцать. Но всемирной паутине хватило всего четырех лет, Facebook пятьдесят миллионов человек овладели за 3,6 года, Twitter — за три, а айпад — за два. Системе Google Plus, которую многие считают бесполезной, потребовалось 88 дней на то, чтобы ее освоили пятьдесят миллионов человек. Скорость усвоения технологий потрясает воображение: прошло всего одно поколение после появления первого мобильного телефона (1973 год), а сейчас в мобильных сетях зарегистрированы 6,8 миллиарда абонентов, то есть примерно столько, сколько составляет население земного шара. В Южной Корее число телефонов составляет 99 процентов численности населения. В России, Китае и Бразилии треть населения владеет двумя мобильными телефонами, а в Китае, кроме того (либо по причине отчетливого разделения сфер жизни, либо из-за пользования различными тарифами в разное время суток), у шести процентов населения по три мобильных телефона.
Мы становимся свидетелями мгновенно возникшей поголовной вовлеченности, массированного и быстрого сдвига в общественном поведении. Может случиться, что человек, отключенный от этого потока новых технологий (или просто не интересующийся ими), станет через несколько лет абсолютно чуждым молодому поколению. Выйдите хотя бы ненадолго из этого стремительного потока — и вы не сможете в него вернуться. Я отказался от видеоигр около десяти лет назад и уже полностью выпал из тренда. Современные игры кажутся мне бессмысленными и даже вызывающими маниакальность, хотя многие люди, в том числе и старше меня, прекрасно ориентируются в новинках этой индустрии.
* * *
В диалоге Платона «Федр» Сократ рассказывает Федру, как царь Египта Тамус сообщает богу Тевту27, что фонетический алфавит — не такой уж великий дар. Бог особенно напирает на новизну технологии, которую он дарит людям, хвастаясь, что грамотность улучшит память египтян и обострит их ум. Царь Тамус проницательно отвечает:
Искуснейший Тевт... вот и сейчас ты, отец письмен, из любви к ним придал им прямо противоположное значение. В души научившихся им они вселят забывчивость, так как будет лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь письму, по посторонним знакам, а не изнутри, сами собою. Стало быть, ты нашел средство не для памяти, а для припоминания. Ты даешь ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения, они станут мнимомудрыми вместо мудрых.
Можно ли найти более точное описание Google? «...средство не для памяти, а для припоминания». Настоящая память и магические трюки с припоминанием — это не одно и то же. Мы припоминаем, когда откуда-то извне поступает сигнал для нашей памяти. В отличие от запоминаемого с напряжением, припоминание не составляет труда, оно пассивно и нуждается в чем-то вроде памяток. Однако пользователь технологии, которая запоминает за него (такой технологией может быть свиток, заполненный важными именами и датами), не вникает в это тонкое различие. Современные дети, если верить Сократу, развращают свой ум, пренебрегая устной традицией.