Трип ведет меня к дивану, и я сажусь между ними. Он берет фото и несколько минут молча смотрит на него, потом возвращает мне обратно.

— Фишеру в тот год, когда случился этот шторм, было около одиннадцати, поэтому тебе вероятно было около девяти, верно? — спрашивает он.

Я молча киваю, ожидая его продолжения.

— А за год до этого ты приехала погостить к бабушке с дедушкой здесь в гостинице. Как только мы выехали на дорогу, огромная плакучая ива была вырвана с корнем и упала прямо позади моего грузовика. К тому времени уже была затоплена дренажная система, и вода на улице доходила по щиколотку, Фишер и я пробрались к крыльцу и твои бабушка с дедушкой впустили нас внутрь и провели прямо сюда, в эту библиотеку, — поясняет он.

Я опускаю глаза на фотографию и смотрю на двух детей, сидящих у камина с огромными улыбками на лицах — я и Фишер, в возрасте девяти и одиннадцати лет. В это верилось с трудом. Я не помню, чтобы они были здесь, я если честно, вообще очень плохо помню, что здесь происходило во время урагана.

— Вскоре отключилась электроэнергия, после того, как мы пришли сюда. Твои бабушка с дедушкой заняли взрослых делать еду и играть в настольные игры. Но вы, дети были так расстроены и напуганы ураганом, что никто не смог вас заставить успокоиться, — рассказывает мне Трип. Он делает паузу, чтобы откашляться и стучит ладонью по груди, на лбу у него выступила испарина, и мне совсем не нравится, как он выглядит.

— Трип? Ты в порядке?

Он отстраняет мою руку, когда я пытаюсь потрогать ему лоб, чтобы посмотреть нет ли у него температуры.

— Хватит суетиться вокруг меня, Люси-дочка, и позволь мне закончить эту историю, — жалуется он. — На чем я остановился? Ах да, у Фишера был кусок дерева, который он постоянно таскал с собой, он пытался что-нибудь из него сделать. У меня всегда были с собой инструменты, которые мне необходимы, если у кого-то возникают какие-то проблемы, поэтому он взял их, привел тебя за руку к камину и вы двое сидели вон там в углу с этой деревяшкой.

Трип на минутку надевает очки, и мы оба рассматриваем фотографию молча, я пытаюсь вспомнить, но Трип продолжает.

— Фишер начал что-то выстругивать, и ты постепенно успокоилась рядом с ним. Ты сидела рядом и молча наблюдала за его работой в течение нескольких часов. Он рассказывал, как все нужно делать, словно ты были его студентом, и он учил тебя работать с деревом. Бабушка даже принесла ему краски, и он позволил тебе ему помочь, раскрасить то, что он сделал.

Я всхлипываю и вытираю слезы, пока Трип говорит и быстрой вспышкой воспоминание проносится у меня в мозгу. Мне было грустно покидать остров на следующий день, и я не хотела расставаться с мальчиком, который сделал для меня кое-что, что я могла забрать домой.

— В целом, мы, наверное, просидели здесь в течение восьми или десяти часов. Когда ураган наконец-то закончился, стали собираться уходить, а ты начала плакать. И Фишер тогда отдал тебе то, что он вырезал, и твое лицо засветилось, как рождественская елка, — говорит Трип со смехом. — Я хотел бы вспомнить, что за чертовую вещь он тогда сделал.

И вдруг другое воспоминание всплывает у меня в голове, и я начинаю задыхаться. Я вспомнила, как он передавал мне то, что сделал. Он был покрашен в красный с белый, и был таким красивым, и я так радовалась, что помогла ему сделать что-то настолько удивительное.

Схватив фонарик, я вскакиваю с дивана и не говоря ни слова, мчусь к лестнице. Я перепрыгиваю через две ступеньки, несусь по длинному коридору до дверей комнаты «Маяка Фишера», распахиваю дверь и влетаю внутрь. Мое сердце колотится так сильно, словно готово выскочить из груди. Ветер и дождь бьют по стене дома, я медленно подхожу к окнам.

Вытянув руку, я провожу по красно-белому деревянному Маяку, который притягивал меня к себе все эти годы, после того, как я нашла его на чердаке, когда переехала сюда. Я спустила его вниз и поставила прямо здесь, в этой комнате в тот самый первый день, когда мне было шестнадцать лет. Я приходила сюда почти каждый день и сидела перед ним, рассматривая, проводя пальцами и любя его по причинам, которые я никогда не понимала.

Другое воспоминание всплывает в памяти — я вспоминаю, как мои родители запретили взять Маяк с собой домой, потому что он был слишком большим и не поместился бы в наши чемоданы, я проплакала почти всю дорогу с острова до дома.

Опустившись на колени, я поднимаю высокий деревянный Маяк с пола. В голове появляется еще одно воспоминание, и я хочу узнать верно ли оно. Перевернув Маяк вверх ногами, я всхлипываю, встретившись с действительной реальностью. Почерком Фишера, почти таким же, как и сейчас, только немного крупнее, и не столь аккуратным, вырезаны слова, которые заставляют мою трепыхающуюся душу болеть.

Я надеюсь, что однажды ты найдешь путь вернуться сюда.

И если ты это сделаешь, я буду ждать тебя у Маяка.

Я прижимаю Маяк к груди и раскачиваюсь вместе с ним взад-вперед. Как такое может происходить прямо сейчас? Он всегда мне обещал — найти свой путь вернуться ко мне, слова, которые мы сказали друг другу в день нашей свадьбы, о том, что мы возобновим наши клятвы и встретимся на Маяке... именно эти слова он вырезал на этом деревянном Маяке, когда ему было одиннадцать лет. Это кажется невозможным, но тем не менее это так. Я сама держу доказательство в руках и фото, рассказ Трипа, и мои маленькие воспоминания успокоили меня — это все правда и это действительно происходило.