Немцев доставили в места депортации к началу зимы и зимовать им в большинстве своем пришлось в совершенно неприспособленных для жизни помещениях: в амбарах, сараях, конюшнях, кошарах, скотных дворах. Отсутствие нормального питания, медицинского обслуживания, антисанитарные условия, холод и голод вели к заболеваниям людей, к распространению среди них инфекций, простудных заболеваний, педикулезу и т.п. Неестественная смерть среди немцев стала обыденным явлением. Государством немецкому народу был брошен смертельный вызов, которого он никак не ожидал и к которому совершенно не был готов.

Но это было лишь началом того ужаса, который готовил Кремль депортированным. Очередным драконовским постановлением от 10 января 1942 года N° 1123сс всех трудоспособных немцев по повесткам из военкомата призвали для заключения в лагеря. В этих адских лагерях, названных немцами „истребительно-трудовыми” их принудили на протяжении долгих лет под дулами винтовок в античеловеческих, рабских условиях работать. Здесь нашла себе смерть почти половина всех мобилизованных. Цифра погибших в лагерях людей по различным оценкам определяется 500 тысячами. Согласно данным анкет, которые в течение прошедшего лета приходили в мой адрес от читателей, бывших узников этих лагерей смерти, чудом вырвавшихся оттуда после войны, вырисовывается страшная, аппокалипсическая картина.

Немецкая трудовая армия по сути являлась сетью концентрационных лагерей, находящихся в прямом подчинении НКВД отличающихся друг от друга лишь принадлежностью к той или иной отрасли хозяйства страны. Характерно при этом, что лагеря для немцев создавались в самых трудоемких отраслях добывающей или строительной промышленности, а также в лесном хозяйстве по заготовке древесины, иначе в тайге на лесоповалах. В каждом таком лагере была одинаковая организационная страуктура: все заключенные делились на отряды, состоящие из колонн. Колонны в свою очередь состояли из бригад.

Изучение содержания анкет позволяет сделать вывод о том, что немцы были задействованы на работах в тайге на лесоповалах, на урановых, никелевых, железнорудных, угольных и соляных шахтах, на строительстве железных дорог, а также на строительстве объектов военного значения на базе эвакуированного из западных областей СССР промышленного оборудования.

Таких лагерей насчитывались десятки. Среди них Печорлаг, Волжлаг, Вятлаг, Минераллаг, Антарклаг, Челяблаг, Ныроблаг, Усольлаг, Северураллаг, Соликамлаг, Востокураллаг, Ухталаг, Широклаг, Кизельлаг, Ивдельлаг, Воркутлаг, Уктужемлаг, Устовымлаг, Севкузбасслаг, Южкузбасслаг, Башкирнефтестрой и другие.

Только в Уральском регионе в январе 1944 года за ключей проволокой находилось около 120 000 человек. Самый крупный из них Бакаллаг, он же Челяблаг, состоял из 16 стройотрядов и пяти отдельных колонн. Численность загнанных только сюда немцев в течение войны, начиная с весны 1942 года колебалась от 20 до 30 тысяч человек. В Соликамском лагере, где заключенные немцы добывали в соляных пещерах глауберовую соль, средняя численность составляла около 10000 человек. В лагерях Молотовской (Пермской) области заключенных было около 20 тысяч. В Ивдельлаге число немцев в 1942 году достигало почти 12000, а в последующие годы из-за высокой смертности всего около 5000 человек. В Северураллаге немцев в начале 1942 года было около 10000 в последующие годы из-за выской смертности их число снизилось до четырех тысяч.

О том, что ждало „мобилизованных” в местах их заключения, можно судить по воспоминаниям бывших узников. Свидетельствует Абрама Унру, который прибыл с одной из из партий немцев на Урал к весне 1942 года. „Наш поезд прибыл на станцию Богославская города Краснотуринска. Как таковой никакой станции не было, а было лишь название. Сюда к речеке Турья были наспех уложены шпалы и рельсы. По обе стороны от железной дороги в хаотичном порядке на снегу находилось промышленное оборудование эвакуированного из Ленинграда алюминиевого авиционного заводов. Нас тоже выгрузили прямо в снег. Место нашего лагеря было огорожено колючей проволокой. Ничего, кроме вышек охранников здесь не было, и мы должны были сами себе строить бараки. Пока же нам выдали палатки, в которых мы должны были жить. В промышленной зоне, куда нас водили под конвоем мы вручную рыли в мерзлой земле котлованы под фундаменты ТЭЦ и завода. В нашем 14 отряде насчитывалось около 7000 человек. Здесь мы встретились с немцами, вывезенными из Крыма и Украины еще осенью 1941 года. Они были изможденными и еле держались на ногах. Они просили у нас хлеба. Но у нас его тоже не было. Кормили нас баландой из зерен пшеницы и ячменя и еще выдавали 700 граммов хлеба на сутки, при условии выполнения нормы. Такого питания было совершенно недостоточно, чтобы восстанавливать силы после тяжелого труда по 12 часов в день. Мы начали пухнуть от голода и умирать. Я выжил лишь потому, что из-за слабости получил работу учетчика на стройплощадке. Мертвых было очень много и их по ночам свозили к приготвленным еще летом траншеям и закапывали землей вперемежку со снегом”.

А это уже другой Волжский лагерь. Свидетельствует Пауль Крюгер: «Заключенные «Волголага» в который я был «мобилизован» весной 1942 года, строили железную дорогу Ульяновск-Свияжск. Все работы выполнялись вручную. Основными нашими инструментами были лопата, кайло, лом, тачка или носилки. Официально рабочий день длился 12 часов, фактически, с учетом движения до объекта и назад, уходило 13-14 часов. Суточное питание, которое состояло из 600 граммов, больше похожего на глину, хлеба (при условии выполнения нормы) и дважды в день полулитровый черпак пустой баланды с рыбьими головами, совершенно не восстанавливало расходуемых за день физических сил. В лагере свирепствовали болезни, в том числе и эпидемии. Но больше всего удручающе влияло на наши души изуверское к нам отношение охранников и произвол, который вершило над нами начальство. Уже через два месяца пребывания в лагере я был похож на скелет, обтянутый, покрытой струпьями, кожей. В таком состоянии у меня произошла встреча с моим отцом, который прибыл в этот же лагерь с новой партией заключенных. Я вошел в комнату свиданий, где меня уже поджидал отец. Он сидит на стуле, смотрит на меня, а на лице никаких эмоций. Он просто не узнал меня. И только, когда я назвался, он пригляделся ко мне и заплакал. Говорить он уже был не в силах, настолько велико было его потрясение от увиденного. Ведь всего три месяца назад он проводил меня в трудармию здоровым и сильным восемнадцатилетним парнем…»

При таком режиме физического ресурса людей хватало на три - четыре месяца, потом наступало истощение, влекущее за собой необратимые разрушительные процессы в организме и неминуемую смерть.

Лагеря, в которых содержали немцев по царящим в них порядкам мало отличались друг от друга, поэтому проанализировать ситуацию в них в годы войны можно на примере одного из них самых крупных не только на Урале, а вообще в СССР. Это - Бакалстрой, в состав которого входил Челябметаллургстрой (ЧМС). Возглавлял его Комаровский, которого в конце 1943 года заменил генерал-майор инженерно-технической службы Раппопорт. Он считался одним из лучших специалистов по использованию и безжалостной эксплуатации рабского труда заключенных в СССР. Именно поэтому ему было доверено возглавить самый ответственное строительство объекта военного значения первостепенной важности. Уже первого марта 1942 года на Челябметаллургстрое насчитывалось 11708 немцев. Они содержались в 16 строительных отрядах и пяти отдельных колоннах. Строительство метталургического завода в Челябинской области на базе бакальской руды (месторрожение у города Бакал) было намечено еще до войны.