Шрифт:
Теперь, вспоминая Мухамеда и его шутки, я совсем им не удивляюсь. Ему-то больше, чем другим, не хватало полагавшихся порций. Как сейчас вижу его, огромного, рослого, с могучими плечами, на которых, казалось, лопается гимнастерка. Это был человек крепкого телосложения и удивительной силы.
…Было это где-то уже за Ростовом. Сломав оборону наших войск на Дону, фашисты двигались вперед, бросая в бой все новые дивизии пехоты и танков.
Однажды во время переправы через какую-то речку заглох мотор трактора, тянувшего наше орудие. Положение было не из приятных: нас преследовало несколько фашистских танков, а за ними двигалась цепь пехотинцев. Сейчас успех схватки мог решить каждый снаряд.
— Давай, давай, скорей вытаскивайте орудие! — кричал командир нашего расчета сержант Сорокин. Но все наши усилия были напрасны. Берег речки был скользким и довольно крутым, а 76-миллиметровка — вещь отнюдь не легкая: весит-то она более двух тонн…
Стоя по пояс в воде, мы напрягали все силы, нот градом катился с наших лиц, но все напрасно. А рядом по воде все чаще и чаще били снаряды, разрывались спереди и сзади, справа и слева. Немецкие танки все приближались.
— Скорей, скорей! — кричал наш командир, вместе со всеми тщетно пытаясь вытянуть злополучную пушку.
И тогда Мухамед выскочил из воды на берег, где лежал длинный и тяжелый обломок ствола дерева. Не обращая внимания ни на пули, ни на осколки, Мухамед вскинул бревно на свои могучие плечи. С этим огромным бревном он выглядел как символический богатырь, чья сила удесятерялась ненавистью к врагу.
— Эх, взяли! — прорезал шум боя наш согласный выкрик.
И через несколько минут наше орудие уже вступило в бой. Таким был наш Мухамед. В знак благодарности за помощь и смекалку командир батареи приказал повару выдавать ему добавочную порцию, которой тот, надо признать, всегда с кем-нибудь делился.
Находясь среди огромных гор и скал, полуокруженные, в течение нескольких месяцев мы были почти лишены продовольствия и боеприпасов. А того, что мы получали из полковой базы снабжения или что сбрасывалось нам с самолетов, едва хватало для больных и раненых.
В те дни ни у кого в котелке не было слишком густо, однако все мы сочувствовали нашему санинструктору Нине и самому молодому среди артиллеристов Ване Жукову. Ваня был сыном батареи, и все считали своим долгом заботиться о нем. Каждый хотел поделиться с Ваней и Ниночкой последним куском хлеба или щепотью ячменя, но заставить их принять эти дары было невозможно.
Наконец настали лучшие времена и для нас.
— В сражении на Волге наши войска одержали великую победу. Под Сталинградом окружено более трехсот тридцати тысяч солдат противника, — взволнованно и радостно говорил наш командир батареи. — Еще немного, товарищи, и мы тоже двинемся с этих гор в низину, вслед за врагом.
Так и случилось.
Двадцатого января 1943 года под натиском нашей 18-й армии гитлеровцы начали оставлять занимаемые позиции на Марухском, Клухорском, Санчарском и Аллаштроцком перевалах…
Итак, вперед, по пятам врага.
«Войска 18-й армии 25 января овладели Хадыженской и начали преследование отходившего противника. Преодолев многочисленные заграждения, 2 февраля они вышли к рекам Кубань и Псекупс… В ночь на 4 февраля на участке Старокорсунская, Шабанохабль приступила к форсированию р. Кубань 18-я армия. Форсирование осложнялось тем, что лед на реке был не очень прочным и во многих местах подорван противником. Поэтому части армии переправлялись на северный берег реки небольшими группами, где с ходу вступали в бой» [33] .
33
А. А. Гречко. Битва за Кавказ, стр. 302, 304.
И вот она, Кубань. Мы снова на ее прекрасной земле. Только теперь мы шли вперед, преследуя врага, — на север и северо-запад, туда, откуда несколько месяцев назад отступали к горам Кавказа.
Радость поселилась в наших солдатских сердцах. Сегодня мне трудно описать это чувство, не хватает слов, чтобы передать все то, что каждый из нас переживал в те дни.
День и ночь продолжались упорные бои. На своем пути мы встречали разбитые вражеские окопы, оставленные орудия, искореженные фашистские танки, склады с боеприпасами и питанием.
В яростных схватках с врагом все новые и новые советские села и города снова становились свободными. Вот оно, долгожданное чувство победы!
Однажды на одной из очередных стоянок, откуда горы были почти не видны, наш самый молодой в батарее боец Ваня Жуков открыл нам свою тщательно хранимую до сих пор тайну. Оказалось, что там, в горах, Ваня почти каждый день ел двойную порцию ячменной каши.
— Я не хотел, но Мухамед такой упрямый… — шепотом рассказывал паренек.
Разумеется, за раскрытие тайны Ваня получил нагоняй от Мухамеда, который к тому времени получил звание ефрейтора. И вообще Мухамед горячо отрицал все, одновременно грозя надрать Ване уши.