Это все находилось, так сказать, только в поле нашего зрения. А что же вообще представляла собой эта Голубая линия?

«Еще в январе 1943 г., опасаясь, что стремительным наступлением советских войск кубанская группировка может быть прижата и опрокинута в море, немецкое командование приступило к строительству оборонительных рубежей в низовьях р. Кубань, на подступах к Таманскому полуострову.

На строительство этих рубежей гитлеровцы силой оружия согнали все местное население. Тысячи жителей из станиц и хуторов под конвоем немецких автоматчиков рыли траншеи, противотанковые рвы, окопы. Саперные и специальные строительные части и полевые войска создавали прочные опорные пункты и узлы сопротивления. За четыре с лишним месяца было построено несколько оборонительных рубежей с промежутками между ними от 5 до 25 км. Основная оборонительная полоса, непосредственно Голубая линия, имела глубину до 6 км, но следом за ней на глубину 30–40 км простирались хорошо укрепленные рубежи…

Вторая линия огневых сооружений располагалась уступом сзади и прикрывала фронтальным огнем промежутки между сооружениями первой линии. К траншеям примыкали многочисленные стрелковые ячейки. В глубине каждого опорного пункта находились артиллерийские и минометные позиции, а также землянки и блиндажи для личного состава. Все сооружения опорных пунктов соединялись ходами сообщения с траншеями» [39] .

Вот такой в общих чертах была эта оборонительная линия, в прочности которой мы убедились во время безуспешных попыток прорвать ее, а более детально имели возможность познакомиться с этим произведением инженерного искусства после его сокрушения.

Теперь в обороне находился противник. Роли переменились. Войска Красной Армии ломали врагу зубы не только на Тамани. Здесь, однако, была последняя зацепка немецких полчищ, действовавших на Кавказе, и, в свою очередь, последняя надежда Гитлера на возвращение Кавказа.

В этот период, перед выполнением сложного и ответственного боевого задания, в войсках по-прежнему проводилась большая партийно-политическая работа. В обращении Военного совета нашей армии к солдатам и офицерам говорилось: «Боевые товарищи! Приближается время освобождения Тамани от вражеских банд. Ваша роль в этом огромна, за вашими боевыми действиями с напряжением и надеждой будет следить весь народ». Военный совет подчеркивал, что наступление Красной Армии распространяется все шире и шире. Он выражал уверенность, что «левый фланг советско-германского фронта, верный своим боевым традициям, будет идти в ногу со всей Красной Армией к полной победе над врагом, к торжеству нашего правого дела» [40] . На левом фланге действовала и наша дивизия, а в ее составе и мы — одна из батарей 968-го артиллерийского полка.

Так что работы в области политической и учебной подготовки нам хватало.

В этот же период кроме обычных артиллерийских налетов на вражеские позиции проводилась важная работа по заселению огневых точек противника, намечались подходы, пополнялись боеприпасы, продовольствие и горючее. Шла тщательная подготовка к предстоящему штурму.

Солдат на фронте живет не только сражениями. Каждую свободную минуту он использует, чтобы помечтать, вспомнить… А воспоминания были у каждого. Например, о станице Калинской…

Это была та самая памятная для нас всех станица Калинская, под которой мы вели бой однажды ночью в июле прошлого года. Наша батарея сейчас находилась в пятидесяти километрах к юго-востоку от нее.

Год назад в той станице, содрогавшейся от грохота орудий, освещенной взрывами снарядов и пламенем горящих построек, мы обещали себе, что вернемся. Обещание это дали мы и местным девчатам. Немало городов, сел, станиц и аулов встречалось нам на фронтовых дорогах. Станица же Калинская запомнилась особо. Здесь в течение почти часа мы вели упорный бой с вражескими танками и победили. А в те дни такое в жизни батареи случалось не часто. Так как же забыть об этом и о тех, кто в бою оказал нам неоценимую услугу: об отважных колхозных девчатах? И мы обещали им вернуться, вернуться победителями.

Этот наш разговор запомнили все.

— А где же наши девушки? — спросил командир батареи, когда мы собрались после того боя.

— Остались в станице, товарищ комбат. Обещали ждать нас, — ответил я лейтенанту Сапёрскому.

Со времени этого разговора прошло почти десять месяцев.

А сегодня? Увы, уже давно не было среди нас Вани Гришина, с которым мы тогда вместе подносили снаряды. Навсегда остался он на одной из дорог нашего прошлогоднего отхода… Не было и шофера нашего тягача Миши Малынина… Его солдатская могила осталась где-то в степи.

Совсем недавно, после очередного налета вражеской авиации, схоронили мы в этой кубанской земле и младшего сержанта Мухамеда Исмаилова, который так радовался, когда горные вершины с каждым днем пропадали из виду, а вместе с ними оставалась в тылу его свободная уже Кабардино-Балкария. Навсегда оставил Мухамед эти высоченные горы под безоблачным небом, вершину Эльбруса и «Приют одиннадцати», которые снова ожидали отважных альпинистов и их проводников…

Мы вчетвером стояли перед командиром.

— Куда? В Калинскую, говоришь, комсорг? Да, да, помню, как забыть эту станицу… и тех девушек… Ну что ж, бери машину, поезжайте, разрешаю…

Нас провожали всей батареей. Улыбающийся Сапёрский вместе с другими помахал нам рукой на прощание: счастливо возвратиться! Только парторг Наумов был серьезен, как обычно.

— Ну, Станислав, смотри в оба… Гляди и запоминай, чтобы обо всем мог рассказать комсомольцам, нам всем… Помни, сынок, что на фронте буквы никогда не заменят живого слова. А слова-то могут стать самым сильным и грозным оружием, если идут от сердца…