Наконец, девушка отстранилась от дерева, к которому прижималась плечом, и собралась уже кликнуть псят, но в этот миг один из осмелевших волкодавов цапнул-таки матёрого за хвост.

Лют, не ожидавший такой отваги, дёрнулся и, не столько от истинной злобы, сколько от неожиданности и досады, обернулся к щенку и рявкнул. Низкий рык, отрывистый и гулкий, разнёсся по лесу. А в следующий миг лязгнули тяжёлые челюсти и щенок, застыл, парализованный ужасом. Задние лапы у него расползлись, и из-под них растеклась в лунном свете позорная лужица. Малыш заскулил, да так и остался дрожать, не в силах даже порскнуть с места, убежать от опасности.

Остальные щенки с визгом рассыпались в стороны и жались теперь в тени кустов.

Когда Лесана подбежала к маленькому волкодаву, стало понятно — красивый крепкий щенок в славного пса уже не вырастет. Страх перекорёжил его — пёс трясся, дрожал и не мог встать на ноги.

— Зачем ты так? — обернулась обережница к Люту. — Зачем? Тебе же их учить, а не портить дали.

Ходящий злобно огрызнулся, отчего щенок испуганно заплакал на руках у своей заступницы.

— Ах, ты! — и девушка хлестнула волка раскрытой ладонью по носу.

Зверь предостерегающе зарычал, показывая клыки.

— Скотина глупая! — выругалась Лесана и отвернулась от него, направляясь вместе с щенком в ту сторону, где только что стояла. Коротко свистнула, подзывая собак. Те, обрадованные, сбежались, лезли под руки, вымаливая прощение за бесславную схватку. Носы тыкались, хвосты мотались из стороны в сторону, языки лизали человеку пальцы.

«Мы не виноваты, — словно говорили щенки. — Он, вон, какой огромный. И страшный. А мы маленькие. Но ты же видела, мы были очень храбрые. Ведь правда, да? Мы старались и совсем-совсем не боялись. Хотя у него зубы. Большие такие. Острые. Но мы же смелые, да?»

— Да, да, — отвечала им девушка. — Молодцы, молодцы.

Тут — в трети версты от строящегося детинца — она учила щенков брать след и догонять волка.

Обережница гладила псят, ласкала, как умела, утешала. Ей было жаль их. Против обычного хищника это будут славные бойцы, но против оборотня… один его запах подавлял их отвагу и волю, заставлял трепетать и обмирать. А уж после случившегося вряд ли Будя когда-то возьмёт след Ходящего и поведёт по нему ратоборца… Лесану разбирала досада. Щенки ведь! Зачем Лют так их напугал?

Когда она вернулась к месту стычки, волк лежал в тени кустов бузины, закрыв глаза.

— Вставай, — приказала девушка. — Чего разлегся?

Он сделал вид, что не слышит. Даже ухом не повел.

— Эй… — она потянула зверя за ошейник.

Голова безвольно дернулась, как у дохлого, и оборотень не удостоил Осенённую даже взглядом.

— Лют? — позвала она. — Перекидывайся. Ты что?

И снова потянула, на этот раз за холку. Волк мотнул башкой, высвобождаясь, поднялся на ноги, отошёл ещё на несколько шагов, после чего снова улегся.

— Лют?

Обережница растерялась. Ей были известны способы, которые мешали Ходящему перекинуться обратно в человека. Но способов, которые вынудили бы волка принять людское обличье, она не знала. В итоге, сердито пристегнула его на шлею и даже хлестнула по заду, вынуждая подняться и идти обратно.

Щенки осмелели. Все, кроме Буди. Тот все равно жался к ноге человека и мелко-мелко дрожал. Порченый. Остальные же псята резво трусили следом, хотя и держались от оборотня на почтительном отдалении.

По возвращении на подворье сторожевиков, девушка загнала собак в куты, решая про себя, что завтра же надобно куда-то деть негодного к собачьей работе Будю.

Когда она возвратилась на двор, Лют, по-прежнему безучастный, лежал на земле возле крыльца.

— Перекидывайся, — велела обережница. — Или оставлю здесь до утра.

Он сделал вид, что не слышит. Не подставил шею. Не повернулся. Добро!

Лесана пожала плечами. Навредить волколак никому не сможет, в человека перекинуться — тоже, так что пусть лежит, если хочет. Сам придёт.

Но он не пришел. Утром, когда она спохватилась, что его нет и спустилась вниз, Лют лежал за дровяником, едва не зарывшись носом в землю, чтобы хоть как-то спрятать глаза от солнца, которое нынче было особенно ярким — весенним.

Из-под крепко зажмуренных век катились слезы.

— Вот же ты… — с досадой проговорила девушка, завязывая ему глаза. — Перекидывайся.

Она потянулась к пряжке ошейника, но оборотень глухо рыкнул и обережница отступилась. Ишь, какой обидчивый. Пришлось уйти, оставив его неподвижно лежать.