— И нечего беситься, — беспечно заявил Эсеро, и не глянув в его сторону. — Сейчас злость делу не поможет — это я так, на будущее, чтобы поразмыслил на досуге. А сейчас тебе нужно на Аррио где-то денька два спустя.

— Я должен ее встретить в момент прибытия. Значит, полтора дня максимум, дальше погрешность по времени слишком сильно увеличится, — неожиданно спокойно ответил Владыка. — Я не могу позволить себе опоздать.

— Флаг в руки, — хмыкнул Эсеро, отступая в сторону — и все деревья вокруг в точности повторили маневр, отталкиваясь корнями, будто зарытыми в землю ногами; длинные бороды лишайника тихо колыхнулись от внезапного движения, вспугнув стаи каких-то крошечных синеватых мошек. Трава, по-змеиному извиваясь, заполнила темные ямы, оставшиеся от отошедших в стороны деревьев.

В центре образовавшейся полянки, среди порхающих бабочек, меняющих цвет, одиноко стоял один-единственный камень из местного Стоунхенджа — и надписей на нем не было никаких; зато между указательным пальцем и мизинцем, гордо уткнувшимися в теряющийся где-то вверху потолок, мирно плавало черное пятно наподобие того, в которое прыгал еще тот мужик с галстуком-бабочкой в доме Эртрисс.

— Настроишь сам, — заявил Эсеро, отступая к краю поляны; светло-сиреневые бутоны вдруг резко повернулись к нему и распустились, источая густой и безумно сладкий запах, от которого заслезились глаза. — И бегом! Этим залом еще со времен прадеда не пользовались…

— А сколько живут тилры? — еще успела поинтересоваться я, прежде чем Владыка Хеллы подхватил меня и перевесил через плечо, как мешок с мукой, чтобы с разбегу запрыгнуть на «распальцовку», шипя что-то неразборчивое на ходу.

Ощущения — непередаваемы.

Сотни тысяч радужных пузырьков вьются вокруг, ластятся, еле слышно мурлычут; вечно изменяющийся калейдоскоп красок и жизни, прекрасный, насыщенный и многоцветный, разлетался вновь и вновь, чтобы тотчас же образовать новый, еще более завораживающий узор. Протяни руку, чуть шевельни пальцами, разрушая все старое, что здесь было — этот крошечный мирок, созданный скорее для пе-ремещения, нежели для проживания, так и манил, уговаривая снова преобразовывать себя…

И видела его почему-то только я.

Диллиан, поперек чьего плеча я по-прежнему болталась мертвым грузом, бессмысленно смотрел вперед вечновьюжными серыми глазами, с такой осторожностью делая каждый шаг, будто мог внезапно лишиться опоры — да разве могло это волшебство представлять хоть какую-то угрозу? Не верится…

А потом радужные пузырьки расступились, выпуская нас в абсолютную, всепоглощающую черноту.

Только парой минут спустя, наконец ощутив под ногами твердую почву — совсем обыкновенную, нормальную почву, не пропитанную никакой магией, — я поняла, что никакая это не абсолютная чернота: всего лишь бархатная беззвездная ночь, пропахшая незнакомым, но очень нежным цветочным ароматом, в который я влюбилась с первого вздоха.

Мы очутились посреди чьего-то сада: пушистые кусты, усеянные светлыми бутонами, подступали со всех сторон, образуя крохотное уютное гнездышко; неподалеку величаво возвышался темный силуэт какого-то дерева, а за ним виднелись постройки с остроконечными крышами.

— Добро пожаловать на Аррио, траш Эльмира, — хмуро буркнул мой спутник, которого, похоже, вся эта красота ничуть не тронула. — Теперь нужно разобраться, с какой ошибкой нас выкинуло и где искать космодром.

— А по-моему, сначала неплохо бы рассказать мне, что вы с Эсеро решили делать, пока спала, — мирно заметила я, нагибаясь к кусту — похоже, это его цветы так чудесно пахнут.

— Что, что, — раздраженно пробурчал Диллиан, невидяще вертя головой — смотрел чужими глазами. — Нужно найти космодром, встретить Эри, подменить ее тобой и драпать со всех ног!

— Так, — резко выпрямилась я. — Снова-здорово? Я не стану подставляться вместо Эртрисс только потому, что она тебе так дорога! И вообще… — осознание было настолько очевидным и ясным, что я невольно замолчала на мгновение, — на кой тебе рисковать переговорами с потенциальным союзником и душой Эртрисс, спасая лишь оболочку? Я ведь ни черта не смыслю в политике!

— Во-первых, — на редкость мерзким преподавательским тоном отозвался Диллиан, вцепившись взглядом в какую-то ему одному понятную точку над моим левым ухом, — если «оболочку» повредят, от филактерии никакого толку, ты просто выпустишь ее душу — причем никто не узнает, куда именно оная направится, получив свободу. А во-вторых, филактерию всегда можно поменять, необходимо лишь согласие… — он запнулся, беспомощно разведя руками, но потом все же собрался и договорил: — лича и новый сосуд.

— Допустим, — призрак собственной ненужности, все время с момента прибытия на Хеллу маячивший за спиной, снова перегнулся через мое плечо и преданно взглянул в лицо, с щенячьей нежностью лижа щеки. — А с переговорами что?

— Слушай, — терпеливо проговорил он, наконец взглянув мне в глаза, — моя женщина — в опасности, демон раздери, и я из шкуры вон вылезу, лишь бы с ней все было в порядке! А переговоры все равно не имеют никакого смысла, пока я не верну власть, так что…

— Отлично! — призрак ласково обнял за плечи, шепча что-то успокаивающее на ушко. Я отвела глаза. — Понимаю, что ты хочешь как можно быстрее вернуть Эртрисс и упрятать понадежнее… но мне сейчас ничего не мешает просто взять и уйти. Убивать ты меня не станешь — я ведь ее филактерия, — на губах поселился противный горьковатый привкус, и я некультурно сплюнула прямо под куст. — Калечить — невыгодно, меня больше никто не спутает с ди Дара… Неужели тебе позарез необходимо опозориться на переговорах, отправив туда меня? Можешь сказать, что именно мешает просто забрать Эртрисс с космолета и смыться куда по-дальше?