— Как ты сказала? Недоэльфов? — Лийнаэл даже перестал обгладывать здоровое птичье крыло.

— Ага, — смущенно подтвердила я и, наплевав на этикет (все свои же!), схватила загадочный плод руками. — Ты ведь не сказал, в каком поколении у тебя были эльфийские предки… — плод оказался дико кислым, как лимон, и я быстро отложила его в сторону.

— Да они, собственно, до сих пор есть, — комментарий Устина, наворачивающего второе крыло, показался мне злорадным.

— В предыдущем, — с недовольным видом покосившись на ташия, буркнул Лийнаэл. — Так что извольте называть меня полуэльфом, а то «недоэльф» звучит как-то… как если бы я назвал тебя недочеловеком.

— Пардон, не подумала, — я опустила глаза, чтобы не дать ему понять, что попал он в самое больное место.

— А куда Эртрисс ушла? — почуяв перемену настроения, встрял Устин.

— Черт ее знает, — пробормотала я. Действительно, куда? — Сказала, что незаконченные дела остались… гм, Лийнаэл? Что-то не так?

Полуэльф, до того сидевший в прострации, тупо уставившись в пространство перед собой, помотал головой, словно отгоняя нежеланную мысль, фыркнул и вгрызся в птичью ногу. Когда только крыло приговорить успел?

— Вше так, — с набитым ртом ответил он.

— Кстати, — вспомнила я — опять совершенно некстати: — Устин, а что за звание такое — Медведь племени?

— Это пусть лучше Riy'naeru объясняет, — нахмурился таший.

Лийнаэл, напротив, тотчас же оживился:

— За пару зол готов хоть картинку нарисовать и на примере показать! — жизнерадостно пообещал он, потирая ладони, а потом, бросив косой взгляд на мрачного Устина, мигом скис. — В общем, Медведь — это первый воин, который выбирается раз в пять лет на ритуальной охоте. Охотятся, естественно, на медведей, но только взрослых самцов. Самки и детеныши не считаются. Кто притащит больше шкур — тот и победитель.

— А почему Устин не имеет право на колдовство?

— В племени ташиев строгое разделение обязанностей. Первый воин занимается разведкой и — реже, чем стоило бы — охотой и битвами; шаман общается с джунглями, колдует и дает советы, а решения о необходимости действий Устина и Делоко выносят старейшины, — тотчас же отозвался Лийнаэл. — По идее, — уже не так уверенно добавил он. — У Медведя вообще не должно быть магических способностей, они пропадают, стоит лишь выйти на охоту…

— Все идет наперекосяк, — тихо проговорил таший, не поднимая глаз от своей чашки. — Наш храм… алтарь разрушили! Не знаю чем, но его переломили пополам, как и башню Делоко. А когда стало понятно, что силами шамана его не восстановить… я мало понимаю в этом, но брат сказал, что это нормально, когда без посторонней помощи не обойтись, первый воин тоже становится колдуном. Но очевидно же, что и вдвоем мы не осилим! А теперь еще и старейшины чем-то заболели, пахнет магией, но не лечится, и нам с Делоко приходится вкалывать за всех… — он замолчал, обхватив ладонями чашку, покачал ее, отрешенно глядя на то, как темная жидкость бьется о стенки посуды, и, натянуто улыбаясь, поднял голову. — Ничего, справимся. Все будет хорошо.

— Как башню Делоко? — зачарованно повторила я.

Устин перестал напрягать лицевые мышцы и уставился на меня бешенными глазами — кажется, его озарила та же мысль.

В наступившей тишине было отчетливо слышно, как увлеченно чавкает птичьей ногой донельзя счастливый Лийнаэл.

Листья плюща тихо шелестели на слабом ветерке, порой впуская в комнату ажурные кусочки золотисто-алого аррианского рассвета; те расслабленно ложились на пол и руки, и казалось, что их можно просто приласкать — и тогда они не убегут, вспугнутые шорохом зеленых занавесей, а свернутся на коленях уютными резными клубочками, грея и успокаивая.

В углу, на жесткой спартанской кровати, беззастенчиво посапывал, завернувшись в плащ, уставший Лийнаэл — я впервые в жизни встретила существо, у которого во сне действительно детское лицо, а не хмурая физиономия замученного взрослого. Спящий полуэльф вызывал этакое почти материнское умиление, и мне многого стоило удержаться, чтобы не подоткнуть одеялко, не поцеловать лохматого засоню в нос и не шикнуть на Устина, нервно нарезающего круги по комнате.

— Нужно как можно быстрее вернуться в общину! — несмотря на взволнованность, говорил он шепотом, периодически косясь на спящего Лийнаэла. — Если ты сможешь помочь, это будет… да я… в общем…

— В общем, мне не дает покоя одна мысль, — прервала я его. Шепотом. — Как часто Делоко ошибается?

— Да никогда, — чуть удивленно ответил Устин. — На то он и шаман. А что?

— Он сказал, что Диллиан в Ямах, — напомнила я. — И что-то мне подсказывает, что Ямы — это отнюдь не летняя резиденция Его Величества.

— Это городская тюрьма, — озадаченно отозвался таший. — Но как… неужели из-за разрушения алтаря еще и Делоко теперь может ошибаться, как… обычный человек?.. — Устин опустился на пол, скрестив руки на груди, и бессмысленно уставился в какую-то точку перед собой. — Да что же это творится-то!

— А ты уверен, что это из-за алтаря? — земной опыт общения с суевериями и храмами упорно твердил, что алтарь — штука легко заменимая и вообще нечего фигней страдать, религиями спасаться от собственного неведения да слабоволия. Хотя, если вспомнить безумную улыбку Делоко и лозу, растущую прямо из его те-ла…

— Да из-за чего ж еще, — отмахнулся Устин. — Джунгли ослабевают от вырубки, это да, но не настолько же, чтобы позволить морочить голову собственному шаману! — забывшись, он заговорил в полный голос, но быстро спохватился и с опаской взглянул на кровать.