– В следующий раз я убью первого, кто ко мне приблизится, - спокойно предупредила Кристель, выбравшись из-под одеяла. Ответом ей было молчание. Всю ночь девушка провела без сна, сидя на своей койке. Больше ее не трогали. Кто-то даже начал побаиваться Кристель - "да она бешеная, отмороженная на всю голову, с ней связываться себе дороже. У нее глаза мутные, действительно убьет и не поморщится!".

Как-то в душевой предводительница одной из банд обратила внимание на левое плечо Кристель:

– Чем это тебя?

– Из "пустынного орла", - не стала вдаваться в подробности Кристель, прикрыв ладонью шрам и плотнее стянув на груди полотенце.

– Ты сечешь в оружии?

– Я с ним работала.

– Так ты из военных? Неслабо. А за что сюда угодила?

– За ограбление казначейского самолета.

– А, слышали мы об этом. Не повезло вам, - сочувственно посмотрела на нее заключенная.
– Правильно вы сделали. Этим толстозадым мордоворотам иногда надо делать хорошую клизму с керосином. Ясно, почему тебя именно сюда отправили. Вы их хорошо задели за нежное место. На тебе за всю группу отыграться решили. А ты молодец, за себя постоять умеешь и дерешься лихо. Не беспокойся, больше тебя здесь не тронут.

Девушку действительно оставили в покое и даже начали смотреть на нее с уважением. Те, кто "делал клизму" правящей системе, здесь пользовались почетом. А то, что эта худенькая девочка оказалась бывшим пилотом ВВС, добавило Кристель авторитета и ей простили даже нежелание примыкать к одной из тюремных группировок. Теперь у Кристель появилась цель заслужить условно-досрочное освобождение и вернуться к сыну. Но вскоре ее адвокат потерянно сообщил, что маме Элейн отказали по возрасту в опеке над внуком и передали маленького Эрика на усыновление в приемную семью.

Кристель смотрела на адвоката остановившимися глазами, молча, потом поднялась и, как робот, вышла из комнаты для свиданий. Эта новость сразила ее, как те три пули на "Обреченном".

– Все это дерьмо собачье, - припечатала вечером ее единственная здешняя подруга Мона Штерн, та самая предводительница группировки, первая обратившая внимание на шрамы Кристель.
– Они не имели права не отдавать ребенка родной бабушке. Усыновление было незаконным. Ты даже не была поставлена в известность о лишении родительских прав. То есть, ты можешь опротестовать передачу ребенка приемным родителям и добиться, чтобы делу дали обратный ход. Только для этого на воле первым делом обзаводись нормальным жильем и работой, чтобы пройти проверку на благонадежность. Чего глазами хлопаешь? Я ведь на свободе как раз юристом по таким делам работала. Думаешь, раз я тут бандой заправляю, значит, мозгов не имею?
– скупо усмехнулась Мона и протянула Кристель сигарету "Лаки-Страйк":

– На, покури и подумай о моих словах. Я знаю, что говорю. Вызывай-ка своего "белого воротничка" и скажи, пусть готовит арену, а сама добивайся условно-досрочного. Что, малость полегчало?
– Штерн поднялась со скамейки и похлопала Кристель по плечу.
– Ну то-то. А то я думала, ты навеки окаменела.

– Спасибо, Мона, - Кристель тоже поднялась и прикурила.
– Теперь я знаю, что делать, и не остановлюсь ни перед чем.

Отсидев "всего" пять лет, Кристель вышла на свободу и при помощи все того же адвоката добилась отмены вердикта о лишении ее родительских прав и признания передачи маленького Эрика в приемную семью незаконным. Кристель и ее адвокат проявили недюжинный натиск, и в конце концов добились нужного им решения суда.

Забирать мальчика из приемной семьи вместе с Кристель поехал и адвокат Винсент. Поначалу он боролся за ее защиту, зарабатывая себе имя и репутацию после университета. Потом внимательнее присмотрелся к своей первой подзащитной. Эта бледная молчаливая девушка с трогательным "хвостом" на затылке не была похожа на исчадие ада, которым ее пытались представить обвинители. В зале суда она была похожа на белую голубку, загнанную в угол стаей злобно орущих ворон. Молодой человек, чисто по-человечески пожалев Кристель, решил, что сделает все ради того, чтобы спасти ее.

В начале слушания одно из заседаний затянулось; перерыв объявить забыли, и участники процесса провели в зале с закрытыми дверями и окнами 10 часов, не имея возможности даже подняться с места и размять ноги.

Винсент ожесточенно листал бумаги, готовясь к прениям с прокурором, и вдруг сидящая рядом подзащитная резко побледнела и закрыла глаза. Отложив папку, адвокат подал девушке стакан воды:

– Нервничаете?

– Немного кружится голова, - ответила Кристель.
– Я еще не совсем здорова.

Узнав в подробностях о том, через что прошла Кристель - три сквозных ранения в грудь и плечо, три часа в снегу, пробуждение в пластиковом мешке и несколько месяцев в коме - Винсент ужаснулся. На эту девушку обрушился целый ящик Пандоры. И мало того, теперь ее готовы растерзать в суде. А потом Кристель попросила адвоката позаботиться о ее сыне, и у молодого человека сжалось сердце. Сколько же испытаний жизнь может посылать одному и тому же человеку, тем более девушке? И почему на суде не учитывают ни болезненное состояние Кристель, ни то, что у нее на руках ребенок? Нарвавшись на неудачу при попытке помочь Элейн Чемберс взять под опеку внука и увидев остановившиеся от боли глаза Кристель в тюремном зале для переговоров, адвокат обозлился и твердо решил: он вытащит Кристель Пинкстон из-за решетки и поможет ей вернуть сына. Любой ценой. И очень обрадовался, когда через пару дней девушка сама попросила его приехать и пересказала слова Моны. Винсент воодушевился. Уже через два месяца после освобождения Кристель он сопровождал ее в пригород Сент-Луиса, где жили мистер и миссис Холден, приемные родители маленького Эрика. На руках у Кристель было решение суда. Оно восстанавливало ее родительские права в отношении шестилетнего Эрика Пинкстона и требовало от приемных родителей мальчика вернуть ребенка родной матери в течение 48 часов.