Долго молчали.

– Еще чайку? – спросила хозяйка.

Гостья отрицательно мотнула головой и чуть погодя спросила:

– Почему так случилось с Глафирой Петровной?

– Думаю, не по своей воле она ушла. Решила, что и ее возьмут. Алексей ведь первый год вообще ничего не говорил, ни единого слова. Нашли мы его с Ванюшкой в овраге голого – мародеры успели раздеть. Ваня – внук Глафиры Петровны.

– Такой беленький весь?

– Да. Альбинос. Царство ему небесное!

– А с ним что?

– Убили из-за меня. На третий год Алексей поднялся, лицо восстановилось, в смысле мимики, стал он колхозных коров пасти, как вольнонаемный, а я ходила к нему. Вот мальчишки и дразнили меня, обзывали шалавой. Ванюшка кинулся в кучу, начал бить всех подряд, а кто-то достал его кастетом в висок. Он сам те кастеты отливал и продавал мальчишкам.

– Господи! – Александра троекратно перекрестилась.

– Вы верующая?

– Фронт прошла. А на переднем крае всем хотелось Божьего заступничества, все просили тайком.

– Я, когда забеременела, тоже надела крестик. А насчет тети Глаши понятно: она испугалась, что раз Алексея забрали, Воробья забрали, то и ее…

– Ее-то за что?

– Она подумала, за подделку Алешиных документов, подумала, что это Витя-фельдшер стукнул. Она ведь Адама нарекла Алексеем в честь своего умершего младшего брата и фамилию ему свою присвоила – Алексей Петрович Серебряный. Ведь ни имени, ни фамилии его мы не знали, а он сказать не мог. А Воробей сказал: «Нельзя, чтоб человек был никто и звать никак». Она, тетя Глаша, тоже была Серебряная.

– Я знаю ее фамилию. – Александра вынула из потайного кармана платья свидетельство о регистрации брака с Домбровским Адамом Сигизмундовичем и, развернув, положила его на стол.

– О, у вас розоватое, а у меня зеленоватое. – Ксения полезла в тумбочку, достала свое свидетельство о регистрации брака – с Серебряным Алексеем Петровичем и положила его рядом со свидетельством Александры.

Так они и лежали на столе, два свидетельства разного цвета, но заверенные одной и той же круглой печатью и подписанные одним и тем же лицом: Серебряной Г. П.

– А загс, где вас расписывали, сгорел, когда немцы бомбили, в тот же день, что и ваш госпиталь. Тетя Глаша так горевала, что копии многих документов в область не отправила – некуда было отправлять, областной центр тогда немцы взяли, а мы остались на краешке, неоккупированные… Тетя Глаша при регистрации спросила, как водится: «Берете фамилию жены или остаетесь при своей?» – а он отвечает вдруг: «Беру фамилию жены – Половинкин». Ну и на меня так глянул, что я говорю: «Остаюсь при своей – Половинкина». Потом мне объяснил: «Пусть у дитя будет фамилия настоящая. По матери главнее, чем по отцу» – так он считал. Когда мы расписывались, я уже на восьмом месяце была.

На пороге открытой настежь двери встала худенькая женщина лет тридцати пяти, против света Александра толком не разглядела ее лица.

– Мама, познакомься, это Александра, она приехала к тете Глаше, – обратилась к вошедшей Ксения.

– Зоя, – кивнула та в ответ.

– Ма, ты забери сейчас со двора моих архаровцев, а мы тут поговорим.

– Хорошо. Тогда я пойду. – Женщина поклонилась гостье на прощание.

Поклонилась ей и Александра.

– Спасибо, ма. Тогда с ночевкой? Ладно?

– Хорошо. С ночевкой.

– В школе экзамены. Сегодня был устный – история, поэтому она рано освободилась. Скоро и бабушка придет, они обе преподают, но в разных школах. Вообще они преподавали литературу и русский, но сейчас людей нет, поэтому еще и историю, и географию.

– Я, наверное, пойду, – неуверенно сказала Александра.

– А вам куда?

– В Москву.

– Переночуете, тогда и поедете. Я вас не отпущу, что вы?! Мы с вами ведь не чужие люди.

– Выходит, не чужие. Странно все это…

– А чего странного? – Ксения взглянула внимательно, как смотрят доктора на больных, и добавила так, словно была вдвое старше Александры: – Жизнь на то и жизнь, что ее не закажешь себе на вырост и с гарантией, не предусмотришь ничего, даже на пять минуток вперед.

– Вы Адама выходили?

– Да чего там! Это дело нормальное. Тетя Глаша мне во всем помогала. Хотите, на ее могилку сходим? Ей будет приятно.

– Хочу.

– Нет, неправильно. Сейчас самая жара. Вы отдохните, а потом пойдем, – решительно сказала Ксения. – Ничего, если я вам в маленькой комнате постелю? На той кровати у меня в последнее время детки спят валетом. Раньше они со мной спали на большой кровати, а сейчас так брыкаются во сне, что я их укладываю отдельно, а то с ними глаз не сомкнешь. Только разоспишься, а они тебя в бок! – Все это Ксения говорила с улыбкой, радостно.