Гефест стал сыном Липатовой.

История уже случилась однажды, и она повторяется. Мать оставила своего ребенка. И он хочет отомстить. И он мстит – уже.

Не имея никакого подтверждения, Ника знала, что нащупала правду. Только Римма Корсакова по-прежнему оставалась здесь лишним звеном.

Бессонная ночь давала о себе знать, в голове все смешалось. В театре Нику как магнитом тянуло к Кириллу, ей хотелось верить, что вблизи она наконец рассмотрит его настоящего, поймет по его жестам и взгляду, кто таится за этой бесстрастной оболочкой. Но Кирилл, словно чувствуя исходящую от нее новую силу, весь день держался вдалеке. Словно не замечая ее и ни единым словом не выдавая себя, он стремился покинуть зал, или буфет, или гримерку, стоило Нике оказаться там одновременно с ним. Возможно, все дело было в том, что за девушкой по пятам следовала Римма, то и дело закапывая глазные капли и прикладывая к покрасневшим векам платочек. Она выглядела притихшей и грустной, но вполне в своем уме, и Ника надеялась, что так оно и останется до послезавтрашней премьеры и завтрашнего генерального прогона.

Сама Ника сбилась с ног, выполняя поручения Липатовой и украдкой во все глаза рассматривала лицо своей начальницы, стремясь разобрать в его чертах хоть одну схожую с чертами Кирилла. Мать и сын. Может быть, вот этот изгиб бровей, или морщинка у губ, или мимолетная улыбка? Они же совершенно не похожи! Может быть, Ника ошибается? Какое бы это было облегчение.

– Что там с билетами? – Липатова заглянула в кассу, едва очередной зритель вышел за порог театра. Ника взглянула на схему зала, где синим были отмечены проданные места.

– Осталось двенадцать.

– Всего? Невероятно. Фантастика, – худрук вздохнула, боясь поверить своему счастью. – Неужели все получится?

Ника поостереглась бы строить планы. Она все еще не понимала, что творится в стенах театра. Но хотя бы знала источник той тьмы, что сгущалась с каждым часом.

Вечерело, когда Липатова застукала актеров спектакля в одной из гримерок за распитием вина.

– Вы что, с ума посходили? Завтра генпрогон! Никакого алкоголя.

– Да ладно вам, Лариса Юрьевна, бутылка на всех – это ж по наперсточку, по чуть-чуть, – бесхитростно отозвался Кирилл.

– После премьеры будет вам «по чуть-чуть». И даже помногу. А на сегодня закругляемся.

Ника отчаивалась. За это время она так и не смогла застать Кирилла в одиночестве. Ей хотелось вызвать его на разговор, но она не знала как. И вот сейчас он покинет театр, сядет в машину – и снова появится лишь завтра перед генеральной репетицией. Кажется, ничего страшного, но Нике почему-то казалось, что запущен часовой механизм, обратный отчет до взрыва, только вот таймера ей с ее положения не видно. В любом случае надо торопиться.

Кирилл еще раз перечитал записку, которую нашел в собственном кармане, пока доставал ключи от машины. Всего два слова «Я знаю». Ни подписи, ни уточнений, да это и не требуется. Он сложил бумажку по сгибам вчетверо и, сунув ее обратно, выжидающе застыл, откинувшись на капот своего автомобиля и опершись на него локтями.

Из-за куста чубушника, окутанного прозрачным зеленым тюлем полураспустившихся листочков, за ним наблюдала Ника. Все остальные давно разъехались, последними только что завернули за угол Зимина с Дашкой. Театр опустел и был заперт до следующего утра. Ника смотрела на Кирилла уже несколько минут и знала, что он чувствует на себе ее взгляд, – но голову в ее сторону он так и не повернул. Наоборот, замер, и его тело приняло красивые, выверенные очертания постановочного кадра. Конечно, он ведь актер. Было в этом человеке сейчас что-то от ягуара, та же расслабленная сила, та же затаенная угроза и снисходительность. Он просто ждал, когда глупая козочка соизволит подойти поближе.

Она и подошла, не говоря ни слова, крепко сцепив руки в замок, чтобы не дрожали пальцы. Кирилл не отреагировал и, не меняя положения, даже принялся тихонько насвистывать. Пауза затягивалась, Ника почувствовала головокружение и растерянность – и вот свист оборвался, а в нее внезапно впился немигающий взгляд. Закатное солнце било Кириллу прямо в лицо, но он даже не щурился. Его зрачки сузились до размера крупинок, и свет пронизывал эти льдистые глаза до донышка, вытравливая бирюзу почти до белизны, отчего карее пятно в правой радужке выделялось еще резче. Ника смотрела в любимое, наизусть ей известное лицо и искала там приметы кого-то другого. Незнакомца или двойника. Но это по-прежнему был Кирилл – только пугающий и отстраненный. Может быть, настоящий?

– И что же ты знаешь? – спросил он негромко и спокойно.

– Все, – выдохнула она, хотя и знала, что преувеличивает. Кирилл – лучший игрок в покер, конечно, ее блеф не пройдет…

– Все? Сомневаюсь. Ника…. – Кирилл покачал головой в задумчивости. – Ника, Ника, Ника. Они все смотрят, а видишь только ты. Как так вышло?

– Может быть, я просто внимательная!

– А может быть, ты просто пристрастная? – отозвался он и мгновенно вогнал ее в краску. Пристрастная? Да, потому что влюбленная. Черт, не зря она медлила с этим разговором: всего пара реплик – а ей уже хочется провалиться сквозь землю…

Но Ника сжала кулаки и подняла подбородок повыше:

– Я знаю, что Липатова – твоя мать. И что из-за этого ты и устроился к нам в театр. И что именно ты изводишь Римму. Тебе этого мало?

Кирилл улыбнулся краешком рта и выпрямился, пружинно оттолкнувшись от капота. Ни взволнованности, ни удивления, ни смущения. Он обошел машину, так близко от Ники, что она уловила тепло его тела и бриз парфюма, и распахнул перед девушкой дверцу:

– Прокатимся?

Заведя двигатель, Кирилл выключил заговорившее с середины фразы радио и вырулил со двора. Он не торопился начать разговор, и Ника тоже помалкивала, затаив дыхание и разглядывая его профиль, будто выточенный на станке. Пожалуй, все-таки есть в нем что-то от липатовского…