Она сама не понимала, что это на нее нашло, но после обеда, когда мальчики гуськом покидали комнату, задержалась и подошла к миссис Хэнкок:

– Мои родители просили передать вам, что в этом семестре со мной будет гораздо меньше проблем.

Если миссис Хэнкок и ошеломил поступок ученика, она ничем этого не выдала. Только усмехнулась:

– Что ж, в таком случае, надеюсь, ты прислушаешься к словам родителей.

Несмотря на взмокшие ладони, Иоланта вежливо улыбнулась:

– Они тоже на это надеются. Хорошего дня, мэм.

Принц ждал ее у двери. Иола с удивлением отметила, сколь он мрачен и раздражен – это он-то, обычно такой сдержанный и невозмутимый. Даже слова ей не сказал, пока они выходили из комнаты.

Но уже на улице тихо произнес:

– Молодец.

– И именно поэтому ты смотрел так, точно сгораешь от желания чем-нибудь меня треснуть?

– Она следила бы за тобой куда тщательнее, если бы верила, что наша дружба искренняя. – Губы принца чуть искривились в полунасмешке. – Пусть лучше считает меня самодовольным типом, а тебя – оппортунистом.

«В нашем положении дружба невозможна».

Жалеть его Иола не собиралась. Но пожалела.

* * *

Тит с любопытством ждал, как же Фэрфакс отреагирует на их послеобеденные отделения.

У них снова была латынь – урок вел преподаватель Фрамптон с огромным, похожим на клюв, носом и толстыми губами. Казалось, он будет ими шлепать, однако Фрамптон произносил слова с прямо-таки ораторской дикцией, рассказывая об изгнании Овидия из Рима и читая ученикам из «Скорбных элегий».

Фэрфакс казалась очарованной актерским талантом Фрамптона.

Глядя на ее закушенную губу, принц вдруг понял, что она не только слушает преподавателя – она ловит каждое тоскующее слово Овидия.

Сейчас Фэрфакс тоже была изгнанником.

Урок длился уже почти четверть часа, когда она наконец поняла, кто такой Фрамптон. Читая, он проходил мимо ее стола. Она подняла взгляд и потрясенно уставилась на его галстук, заколотый булавкой со стилизованным изображением печально известного водоворота Атлантиды. Фэрфакс тут же склонила голову и принялась быстро царапать что-то в своей тетради, не глядя на учителя, пока тот не вернулся на свое обычное место перед классом.

А после урока затащила Тита под арку в задней части двора, крепко стиснув его руку:

– Почему ты мне ничего не сказал?

– Это же очевидно. Нужно быть слепым, чтобы не заметить.

– Здесь есть агенты, которые не носят эмблему?

– А ты как думаешь?

Фэрфакс втянула воздух:

– Сколько?

– Хотел бы я знать! Тогда не приходилось бы подозревать всех подряд.

Она оттолкнула Тита:

– Я пойду назад одна.

– Счастливо прогуляться!

Она ринулась прочь, но вдруг, словно вспомнив что-то, вновь повернулась к нему:

– Что еще ты от меня скрываешь?

– А сколько информации ты сможешь вынести?

Поистине, неведение иногда – блаженство.

Фэрфакс упрямо сощурилась, но ушла, ничего больше не спрашивая.

* * *

Она не пошла прямо в пансион, а побрела на северо-восток от школьных ворот. Слева от дороги простирались широкие зеленые поля, справа возвышалась кирпичная стена вдвое выше Иоланты.

Вдоль стены расположились лоточники. Какая-то старуха, вся в заплатах, пыталась всучить Иоле ручную соню. Загорелый мужик балансировал подносом, полным блестящих сосисок. Здесь торговали пирогами, пирожными, фруктами и чем угодно, что может быть съедено без тарелок и вилок. Вокруг каждого торговца толпились младшие ученики, точно муравьи на куске сахара – одни что-то покупали, другие глотали слюни.

Обыденность происходящего заставила Иоланту острее почувствовать себя не на своем месте. Эти мальчишки так жили, она же просто проходила мимо, притворялась.

– Фэрфакс!

Кашкари. Она вздохнула – индиец ее нервировал. Он, похоже, принадлежал к тому редкому типу людей, которые, задав вопрос, действительно внимательно выслушивают ответ.

– Куда собрался? – спросил Кашкари, перейдя улицу.

– Да так, смотрю, как тут что.

– Не думаю, что многое изменилось за время твоего отсутствия. О, смотри-ка, а вот и старина Джоб со своими грошовыми шербетами. Желаешь один?

Иоланта покачала головой:

– Холодновато для этого.

Однако подошла к изможденного вида торговцу вслед за Кашкари. Тот купил горсть жареных орехов и предложил ей угоститься.

– Кого я вижу! Тюрбанчик гуляет с Милашкой.

Иоланта быстро развернулась. Трампер и Хогг.

– Милашка, так Тюрбан теперь твой кули? – хихикнул Трампер.

Очевидно, слава о ней сюда еще не дошла. Немногие ребята из магического мира сознательно решались задирать магов стихий, поскольку те, прежде чем достигали школьного возраста, несколько лет тренировались направлять свой гнев скорее на физические, нежели магические действия. А также потому, что стихийника никогда не признавали виновным, если к концу драки школа не сгорела.