Лебединую нежность и сердце мое.

О блаженном Рублёве янтарь и финифть,

70 Хризолиты раздумий спрядаются в нить,

Глядь, и милого слезки — глаза Василько

В самоцветную гривну вплелися легко,

И березовый садик щегленком запел,

Что «Тридневен во гробе» — любимых удел.

Из калиновой жилы повытекла Выга,

Что Данилову с Лексой купать седины.

Пеклеванным железом указует Коврига

Первопуток в узор, в златошвейню луны.

Там по камчатым взморьям цветет атлабас,

80 Птицы — нитка с иглой — ловят яхонт и лал.

Есть раздумий челны, сновидений баркас,

Что дозорят сердца, как священный Байкал,

У сибирских дорог есть уста и сосцы,

Их целует и пьет забубённый народ...

Оттого ясноглазые Руси певцы

Любят хлебный румянец и липовый мед...

1921 или 1922

439

Будут ватрушки с пригарцем,

Малиновки за окном,

И солнце усыплет кварцем

Бугор с веселым крестом.

Под ним с мощами колода,

Хризопраз — брада и персты...

Дивен образ: Дева-Свобода

Возлагает на крест цветы.

Уж бессмертные трутся краски,

Колыбель укрыла творца.

Веретённые бабьи сказки

На пиру у струн и резца.

Чу! Застольные братские клики!

Гости Лопь, чародейный Сиам,

И в венце из лесной повилики

Входит сказка в лазоревый храм.

Обернулись в тимпаны ватрушки

(Вкусен звук — с творогом поставец),

Мимо вещей олбнецкой кружки

Не прольется столетий конец.

1922

440

Ни песня, ни звон покоса

Услада в нежной тоске...

Щуренком плещется просо

В развалистом котелке.

Мигает луковый уголь —

Зеленый лешачий глаз...

Любовницу ли, супруга ль

Я жду в нестерпимый час?

И кому рассказать, кому бы,

Чтоб память цвела века,

Как жадны львиные губы,

Берестяная щека!

Всё ведают очи Спаса —

Фиалковые моря...

На свист просяного бекаса

Скрипят часов якоря.

Предтеча светлого гостя —

Гремит запечный прибой...

Под виселицей на помосте

Не слаще встреча с тобой.

Поцелуем Перовской Софии

Приветствую жениха...

Вспахала перси России

Пылающая соха.

Бессмертны колосья наши

На ниве, где пала кровь.

Мы пьем из бцетной чаши

Малиновую любовь.

3 июня 1922

441

Н. Архипову

Не ласкай своего Ильюшу

Под рябиновый листопад.

Не закликать зяблика-душу

В сырой обглоданный сад.

И в худых бескровных ладошках,

Что выпил голодный год,

Не стукнет ставней сторожка

На папин милый приход.

Овдовеет диван семейный

Без стихов, без гостя в углу,

И ресницею златовейной

Не разбудит лампадка мглу.

Черный ангел станет у двери

С рогатым тяжким ковшом,

Чтоб того, кто любви не верил,

Напоить смердящим вином,