Так начинается Клюев «песнописец» и поэт. И поскольку всякие даты в этом «мифическом» периоде его истории, естественно, отсутствуют, то определить, когда это произошло (т. е. сочинил свои первые «псалмы»), можно лишь косвенно. «Я был тогда молоденький, тонкоплечий, ликом бел, голос имел заливчатый, усладный». Видимо, речь идет о шестнадцати-семнадцатилетнем возрасте.

Обратимся теперь к документированной части биографии поэта.

По окончании вытегорского двухклассного городского училища (1897) Клюев поступает в Петрозаводскую фельдшерскую школу, из которой уходит по состоянию здоровья, проучившись год. В 1904 г. в малоизвестном петербургском альманахе «Новые поэты» появляются его первые, еще не носящие печати клюевского своеобразия стихи. Подобные же выходят через год и в двух московских сборниках «Волны» и «Прибой», изданных «народным» кружком П. Травина, членом которого Клюев состоял. Приняв участие в революции 1905 года в качестве агитатора от Крестьянского союза и поплатившись за это шестимесячным тюремным заключением, Клюев отходит от революционного движения и обращается к интенсивным духовным поискам и творческому самоопределению, прокладывая себе путь в большую поэзию.

Бесспорным авторитетным провожатым избирает он А. Блока. В начатой с ним в 1907 г. и продолжавшейся восемь лет переписке Клюев придерживается двух целей: во-первых, приобщиться, будучи «темным и нищим, кого любой символист посторонился бы на улице» (из письма Блоку 5 ноября 1910 г.), к элите современного искусства, а, во-вторых, просветить ее представителей, оторванных от национальной жизненной стихии и истинной культуры, духом добра и красоты, исходящим от потаенной народной России, вестником которой он себя осознает. За такового принимает его и Блок, включая фрагменты клюевских писем в собственные статьи, а личную встречу с ним в октябре 1911 г. назвав «большим событием» в «осенней жизни» (Дневник. 1911 г., 17 окт.) В письме к одной из своих корреспонденток он даже признается: «Сестра моя, Христос среди нас. Это Николай Клюев»13. Вскоре он входит в круг столичной литературной элиты и уже в 1908 г. печатается в роскошно издаваемом журнале символистов «Золотое руно». В конце 1911 г. (на обложке 1912) выходит первая книга его стихотворений «Сосен перезвон» с предисловием В. Брюсова, в котором говорилось, что «поэзия Клюева жива внутренним огнем», вспыхивающим «вдруг перед читателем светом неожиданным и ослепительным», что у Клюева «есть строки, которые изумляют». В книге было ощутимо эхо недавней революции. В экзальтированном облике героини своеобразного лирического романа (единственного у Клюева с женщиной) угадывались исполненные жертвенности черты революционерки и одновременно монахини.

В 1912 г. выходит сборник стихов «Братские песни», составленный по утверждению поэта, из текстов, сочиненных еще в бытность его юным «царем Давидом». Появлению сборника способствует сближение Клюева* с «голгофскими христианами» (революционно настроенной частью духовенства, призывавшей к личной, подобно Христу, ответственности за зло мира, издававшей журналы «Новая жизнь», «Новое вино»), которыми делалась ставка на Клюева как на своего пророка.

В 1913 г. Клюев издает сборник стихотворений «Лесные были», сильно разнящийся с двумя первыми. В нем предстает «языческая», народная Русь, веселящаяся, разгульная, тоскующая, выражающая себя в естественной фольклорной песне («Полюбовная», «Кабацкая», «Острожная»). Учитывая этот отход Клюева от религиозной доминанты, В. Ходасевич иронизировал по поводу неоправдавшейся надежды «мистиков» из «Новой жизни» видеть Клюева выразителем «нового рели

13 Александр Блок в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1980. Т. 1. С. 338.

гиозного откровения» в то время как тот взял да и написал книгу «песен» «Лесные были», содержание которой — «эротика, довольно крепкая, выраженная в стихах звучных и ярких» 14.

К этому времени Клюев уже признан на отечественном Олимпе. Н. Гумилев в своих обзорах выходящих сборников стихов определяет основной пафос его поэзии как «пафос нашедшего», как «славянское ощущение светлого равенства всех людей и византийское сознание золотой иерархичности при мысли о Боге» и называет его стихи «безукоризненными» 15. Клюева с радостью принимают в свой «цех» акмеисты, которым импонирует в его стихах словесная весомость, многокрасочность и полнозвучность отображенного в них патриархального крестьянского мира, названного впоследствии О. Мандельштамом в «Письме о русской поэзии» (1922) «величавым Олонцем, где русский быт и русская мужицкая речь покоятся в эллинской важности и простоте» 16. «Вздох облегчения пронесся от его книг,— высказывался по поводу сближения Клюева с этой группой один из «синдиков» «Цеха поэтов» С. Городецкий.— Вяло отнесся к нему символизм. Радостно приветствовал его акмеизм» 17. Во время своих приездов в начале 1910-х гг. из Вытегры или Москвы (где тоже нередко бывал) в Петербург поэт посещает собрания акмеистов как на их квартирах, так и в литературном кафе «Бродячая собака». Его стихи печатаются в близком им альманахе «Аполлон» и в их собственном органе — ежемесячнике «Гиперборей».

С 1913 г. Клюев становится центром притяжения для новейшего поколения «поэтов из народа», составивших позже ядро новокрестьянской поэзии — С. Клычкова, А. Ширя-евца и особенно С. Есенина, сразу же на всю жизнь вошедшего в его судьбу и поэзию. Как вспоминал в мемуарном очерке

14 Ходасевич В. Русская поэзия // Альциона. М., 1914. Кн. 1. С. 211.

15 Гумилев Н. Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 136, 137.

16 Мандельштам О. Слово о культуре. М., 1987. С. 175.

17 Городецкий С. Некоторые течения в современной русской поэзии // Аполлон. 1913. № 1. С. 47.

«О Сергее Есенине» (1926) С. Городецкий, Клюев при первой же встрече с ним в 1915 г. в Петрограде в полном смысле «впился в него». И далее автор продолжает: «Другого слова я не нахожу для начала их дружбы. История их отношений с того момента и до последнего посещения Есениным Клюева перед смертью — тема целой книги, которую еще рано писать. Чудесный поэт, хитрый умник, обаятельный своим коварным смирением, вплотную примыкавший к былинам и духовным стихам Севера, Клюев, конечно, овладел молодым Есениным, как овладевал каждым из нас в свое время. Он был лучшим выразителем той идеалистической системы деревенских образов, которую нес в себе Есенин и все мы. Но в то время как для нас эта система была литературным исканием, для него она была крепким мировоззрением, укладом жизни, формой отношения к миру. Будучи сильней всех нас, он крепче всех овладел Есениным» 18.

Восприняв Есенина как Богом данный ему подарок судьбы, как верного спутника в своем страдном, крестном пути поэта «святой», «избяной» Руси, Клюев, естественно, берет на себя ответственность за его судьбу. Его первые напечатанные о Есенине слова — это посвящение к опубликованному в альманахе «Скифы» (1917. Сб. 1) стихотворению «Оттого в глазах моих просинь...», при последующем переиздании («Пес-нослов, 1919. Кн. 2) снятое: «Прекраснейшему из сынов крещеного царства, крестьянину Рязанской губернии, поэту Сергею Есенину». Есенин выступал здесь и героем самого стихотворения, которое, будучи дополнено другими, составило цикл стихотворений «Поэту Сергею Есенину» (1916— 1918, опубликован в «Песнослове»). Из цикла также явствовало, что не только физическая красота отрока (Есенину тогда было 20 лет) окрылила Клюева. В Есенине он почувствовал творческий потенциал, который мог бы сделать его своего рода помазанником на поэтический престол России, неким царевичем русской поэзии: «Изба — питательница слов / Тебя взрастила не напрасно: / Для русских сел и городов / Ты станешь Радуницей красной». При этом себе Клюев

Городецкий С. Русские портреты. М., 1978. С. 24.

готов был определить роль только/предшественника, своего рода Иоанна Предтечи, тогдакак Есенин явно наделялся им миссией, подобной миссии Христа. Даже размолвка всереди-не 1917 г. и последующие нелицеприятные суждения поэтов друг о друге не разубеждают Клюева в признании Есенина великим поэтом и«своем призвании быть его предтечей. Так, в начале марта 19it8x. он в .письме из Вытегры в Петроград к издателю «Ежемесячного журнала» В. С. Миролюбову, предпринявшему, вероятно, .какие-то шаги к их примирению, делает следующее признание: «Благодарение Вам за добрые слова обо мне перед Сережей. Так сладостно, что мое тайное благословение, моя жажда ютдатъ, переселить свой дух в него, перелить в него все свои песни, вручить все свои ключи (так тяжки иногда они, и Единственный может взять их) находят отклик в других людях. Я очень болен, и если не погибну, то лишь по молитвам избяной Руси и, быть может, ради прекраснейшего из сынов крещеного царства»19. Огромный поэтический дар и несомненную наставническую роль Клюева в начальные годы их дружбы бесспорно признавал и Есенин.