— Да, — ответила она тихо.

— Я был не прочь ответить «назад» и отказаться от места на этом корабле. Но я снова посмотрел на вас, и что-то внутри меня сказало: «Вперед». Я прошел остальную часть трапа и снял шляпу перед вами. — Он помолчал, потом продолжил: — Я не имею никаких особых пороков, кроме худшего из всех — праздности, и ни малейшего следа какой-либо добродетели.

— Вы шутите или что все это значит, мистер Сеймур? — спросила Бенита, глядя прямо перед собой.

— Что все это значит? О чем вы говорите?

— Я всегда думала, что в таких случаях люди хотят представить себя в лучшем свете.

— Совершенно верно, но я никогда не делаю того, что должен, за что благодарен сейчас Небесам, так как в противном случае я не должен был быть здесь сегодня вечером. По крайней мере, я честен. Теперь, когда я сказал, что являюсь — или являлся полчаса назад — бездельником и бесперспективным неудачником, я спрашиваю вас: хотите ли вы услышать больше?

Она поднялась и, взглянув на него, увидела, что его лицо побледнело в лунном свете. Воззможно, это повлияло на нее, изгнав впечатление от его горькой насмешки над собственной виной. Во всяком случае, Бенита казалось, передумала и снова села.

Он слегка поклонился.

— Я благодарю вас. Я уже говорил вам, кем я был полчаса назад. Теперь, надеюсь, вы поверите мне, если я скажу, кем являюсь сейчас. Я действительно раскаиваюсь. Я не очень стар, и я думаю, что у меня есть еще возможность найти свой путь; если это не так, ради вас я сделаю это возможным. Я не верю, что вы никогда не сможете найти никого, кто будет любить вас лучше или заботиться о вас нежнее. Я хочу жить для вас в будущем, более полно, чем даже в прошлом я жил для себя. Я стою на распутье. Если вы согласитесь стать моей, я чувствую, что смогу стать мужем, которым вы могли бы гордиться; если же нет, то я напишу «Конец» на могильной плите возможностей Роберта Сеймура. Я обожаю вас. Вы единственная женщина, с которой я хотел бы провести свои дни. Я прошу вас взять на себя риск выйти за меня замуж, хотя я не вижу впереди ничего, кроме бедности, потому что я авантюрист.

— Не говорите так, — быстро сказала она, — все мы искатели приключений в этом мире.

— Хорошо, мисс Клиффорд. Тогда, значит, мне нечего больше говорить, теперь ваш черед.

Как раз в это время на капитанской палубе произошло смятение и заметался человек. Через минуту в машинном отделении отчаянно зазвонил колокол. Роберт знал этот сигнал: он обозначал «стой». Раздался новый звон: «задний ход на всех парах».

— Что происходит? — забеспокоился молодой человек.

Но раньше, чем затихли его слова, все стало ясно. Казалось, весь нижний корпус громадного парохода остановился, тогда как верхняя его часть продолжала двигаться вперед; затем появилось другое, еще более ужасное ощущение: ноги скользили, беспомощно, тяжело, как по льду или по натертому полированному полу. Брусья хрустнули, веревки разорвались с шумом пистолетного выстрела, тяжелые предметы понеслись по палубе. Толчок сорвал Бениту с кресла, она натолкнулась на Роберта, и оба упали. Он не ушибся и быстро вскочил, но она лежала неподвижно, и Сеймур увидел, что какой-то тяжелый предмет до крови ушиб ей голову. Он поднял ее и, полный ужаса и отчаяния, прижал руку к ее сердцу. Слава Богу, оно снова начало биться. Бенита была жива!

Музыка прервалась, и короткое время в салоне стояла полная тишина. Потом мгновенно поднялся ужасающий крик, люди с безумными глазами кидались туда и сюда; слышались вопли и визг женщин и детей; какой-то священник громко молился, упав на колени.

Роберт некоторое время стоял в раздумье; он прижимал бесчувственную Бениту к груди, и кровь из ее раны текла на его плечо. Но вот он решился.

Девушка занимала палубную каюту. Не выпуская девушку из рук, Сеймур стал пробираться через беспорядочную толпу пассажиров; на пароходе было около тысячи человек! Каюта Бениты оказалась пуста, ее соседка убежала. Положив девушку на нижнюю койку, Сеймур зажег свечу в качающемся подсвечнике, отыскал два спасательных пояса и один из них, не без большого труда, надел на мисс Клиффорд, потом, взяв губку и напитав ее водой, омыл ее окровавленную голову. На виске Бениты виднелась рана, оттуда все еще сочилась кровь. Рана была не очень глубока, и, насколько мог судить Сеймур, черепная кость уцелела. Он надеялся, что Бенита только оглушена и скоро очнется. Больше Сеймур ничего не мог сделать для нее, но в эту минуту ему пришла в голову одна мысль. На полу, сбитая толчком, лежала ее шкатулка с принадлежностями для письма. Он открыл ящик и, вынув лист бумаги, быстро набросал карандашом:

Он сложил бумагу и, засунув ее за блузку Бениты, вышел на палубу, чтобы видеть происходящее. Пароход все еще шел, но двигался медленно, кроме того, он кренился теперь так сильно, что было трудно стоять на палубе. Почти почти все пассажиры прижались друг к другу на той стороне палубы, которая возвышалась над водой, надеясь найти там убежище. Человек с белым, обезумевшим лицом, шатаясь, шел к нему. Это был капитан. На мгновение он остановился, вцепившись в стойки. Роберт Сеймур увидел в этом шанс и обратился к нему.

— Простите меня, — сказал он. — Я не люблю вмешиваться в чужие дела, но предлагаю вам остановить корабль и идти на лодках к берегу. Море спокойное, и, если еще не слишком поздно, не должно быть никаких трудностей в том, чтобы спустить их на воду.

Капитан рассеянно уставился на него.

— Они не вместят всех, мистер Сеймур.

— По крайней мере, они вместят некоторых, — ответил тот и указал на воду, которая сейчас была почти на одном уровне с палубой.

— Может быть, вы правы, мистер Сеймур. Это не имеет значения для меня, я конченый человек… Но бедные пассажиры, бедные пассажиры!