— Все равно, отец, — сказала Бенита, — на вельде можно умереть так же, как в море или в другом месте.

И они двигались, сами не зная куда. Бенита заснула в седле, но спала тревожно. Один раз она проснулась от воя гиены, в другой — оттого, что ее лошадь упала на колени.

— Который час? — спросила она.

Клиффорд зажег спичку и взглянул на часы. Они показывали десять. Пятнадцать часов назад они уехали от фургона и с тех пор ничего не ели. Путники были совершенно измучены. Вдруг Бенита почувствовала, что ее лошадь остановилась, точно сильная рука схватила ее под уздцы; в то же мгновение мужской голос, говоривший с иностранным акцентом, произнес:

— Куда вы едете?

— Сама не знаю, — ответила она как во сне.

Лунный свет рассеял туман, и Бенита в первый раз в жизни увидела Джейкоба Майера.

При лунном свете его внешность не казалась неприятной: это был человек лет сорока, не слишком высокий, стройный, с черной остроконечной бородкой, с бледным лицом, не загоревшим даже под африканским солнцем, и с черными блестящими глазами, которые, казалось, то засыпали, то загорались какой-то тайной мыслью.

— Хорошо, что успел навстречу вам. И знаете, мной руководила не мысль, а как бы это сказать? Инстинкт. Посмотрите, Клиффорд, куда вы привезли вашу дочь! — И он указал вниз.

Клиффорд и Бенита наклонились, вглядываясь. Как раз под ними виднелась пропасть, и лунные лучи не достигали ее дна.

— Плохой вы путешественник по вельду, мой друг. Сделай животные еще один шаг, и внизу лежали бы два окровавленных трупа… О, вы оба крепко спали бы сегодня ночью!

— Где же мы? — с удивлением спросил Клиффорд. — Неужели это обрыв Леопарда?

— Да, именно. Вы двигались по гребню горы. Конечно, хорошо я сделал, что приехал сюда… Думаю, ваша дочь бессознательно внушила мне эту мысль, так как я чувствую, что она принадлежит к числу тех, кто способен на это. Намерение приехать сюда возникло внезапно: меня точно ударили. Я разыскивал вас повсюду, узнав, что вы потеряли ваш фургон, и вдруг прозвучал голос: «Поезжай к обрыву Леопарда, скорей». И я скакал по камням, в темноте, в тумане, под дождем и не пробыл здесь и минуты, как мне пришлось придержать лошадь мисс Клиффорд.

— Мы очень благодарны вам, — прошептала Бенита.

— Тогда, значит, я вполне вознагражден. Нет, я вам благодарен, я спас вам жизнь из-за мысли, внушенной вами.

— Была эта мысль или не была — все хорошо, что хорошо кончается, — нетерпеливо прервал его Клиффорд. — И, слава Богу, мы всего в каких-нибудь трех милях от дома. Вы покажете дорогу, Джейкоб? Вы способны видеть в темноте?

— Да, да, — заверил Майер. — Мисс Клиффорд, вам нечего больше бояться. С Джейкобом Майером вы в безопасности.

Они двинулись с холма. Майер молчал, казалось, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы найти удобный спуск, на котором лошади не спотыкались бы. Молчала и Бенита — она была слишком утомлена. Ей показалось, что она вдруг заняла какое-то особое, странное место в жизни этого человека.

Она была очень рада, когда они спустились на равнину, пересекли ложе ручья и наконец остановились возле дома с освещенными окнами.

— Вот и ваш дом, мисс Клиффорд, — произнес Джейкоб Майер. — Я благодарен судьбе за то, что она помогла мне благополучно доставить вас сюда.

Бенита соскользнула с седла и, почувствовав, что не может удержаться на ногах, упала на землю. С легким восклицанием Майер ее поднял, велел двум кафрам присмотреть за лошадьми и отнес девушку в дом.

— Вам нужно сейчас же лечь в постель, — сказал он у двери гостиной. — Я велел затопить камин в вашей комнате, а старая тетушка Салли принесет вам бульон с водкой и горячей воды, чтобы согреть ноги. Ах, вот и ты, Салли. Иди, помоги этой леди, твоей госпоже. Все готово?

— Все, баас, — ответила толстая поселянка с добрым лицом. — Пойдем, малютка, я раздену тебя.

Через полчаса Бенита уже крепко спала.

Когда она проснулась, солнечный свет лился сквозь занавешенное окно, а часы, стоявшие на камине, показывали половину двенадцатого. Девушка проспала почти двенадцать часов и чувствовала, что вполне здорова и даже голодна.

С веранды донесся голос Джейкоба Майера; он приказывал туземцам перестать петь, так как они разбудят спящую госпожу. Говоря о ней, он употребил зулусское слово «никози-каас», которое, как Бенита помнила, означало «повелительница». Она нашла, что он очень заботлив, и почувствовала к нему благодарность и не сразу вспомнила, до чего он не понравился ей сначала.

Комната была очень красива — хорошо меблирована, с обоями, с акварельными картинами на стенах, — она не ожидала увидеть такого в столь отдаленном месте. На столе стоял большой букет лилий. Бенита спросила, кто принес цветы и написал картины, и ответ был один — Джейкоб Майер.

На столике у кровати был колокольчик, и она позвонила. Тут жу послышался голос Салли, и в следующую минуту кофе, тосты, яйца и масло были принесены. На английском, смешанном с голландскими словами, Салли сказала девушке, что ее отец еще в постели, но послал ей свою любовь. Бенита с аппетитом съела завтрак, Салли помогла ей принять ванну, а затем появились ее вещи из фургона — Майер приказал доставить их госпоже.