— Право, — сказала Бенита, с отчаянием глядя на этот опасный путь, — работа искателя золота слишком трудна. Я думаю, что не смогу подняться.

Клиффорд посмотрел на ступени и покачал головой.

— Нужно достать веревку, — с досадой произнес Майер, обращаясь к Молимо. — Разве мы можем иначе взобраться по ступеням, когда под нами зияет бездна?

— Я стар, но свободно прохожу здесь, — удивился вождь — ему, всю жизнь поднимавшемуся по этим ступеням, они казались удобными. — Но все-таки у меня наверху есть веревка, которой я пользуюсь в темные ночи. Я поднимусь и спущу ее вам.

И он быстро поднялся по ступеням; было удивительно, как его старые ноги переходили с одной ступеньки на другую — так спокойно и легко, точно он поднимался по самой обыкновенной лестнице. Вскоре он исчез за гребнем стены, снова появился на верхней ступени и оттуда спустил толстую веревку, свитую из кожи, крикнув, что она привязана крепко. Майеру хотелось поскорее добраться до тайника, о котором он грезил день и ночь, и, едва схватившись за веревку, он принялся карабкаться на ступени и быстро поднялся на стену. Сев на гребень стены, он посоветовал Клиффорду обвязать талию Бениты концом каната. За ней последовал и отец.

Стена, выстроенная, как и две нижние, из каменных неотесанных и не соединенных известью глыб, сохранилась изумительно хорошо, потому что ее врагами были только зной, тропические дожди, кусты и деревья, которые выросли здесь, раздвинув камни. Стена эта окружала вершину холма, площадью приблизительно в три акра. Колонны на ее вершине, каждая примерно в двенадцать футов высоты, были украшены грубыми изображениями коршунов. Многие из этих колонн упали от ветра, может быть, от ударов молнии, и их обломки лежали на стене; те из них, что упали внутрь, свалились к подножию стены. Несколько, шесть или семь, стояли совершенно целые.

Впоследствии Бенита узнала, что, по всей вероятности, их воздвигли финикийцы или тот древний народ, который возвел исполинские укрепления, и что они являлись своеобразным календарем. Но она не обратила особого внимания на колонны, потому что рассматривала более замечательный памятник древности, поднимавшийся на самом краю пропасти.

Это был большой конус, о котором говорил ей Роберт Сеймур, высотой в пятьдесят футов или больше и похожий на камни, найденные в финикийских храмах. Но он не был выстроен из отдельных глыб, его высекли человеческие руки из целого исполинского гранитного монолита. Такие камни встречаются в Африке и, пролежав несколько тысяч или миллионов лет, остаются крепкими, хотя более мягкие породы вокруг них исчезают, разрушенные временем и погодой. С внутренней стороны этого конуса поднималась удобная лестница, по которой можно было легко подняться наверх. Его вершина, имевшая приблизительно шесть футов в диаметре, представляла собой нечто вроде чаши, — вероятно, эта впадина была сделана для поклонения божествам и для жертвоприношений. Удивительный памятник снизу можно было видеть только со стороны реки и ниоткуда больше. Благодаря откосу горы он слегка наклонялся наружу, так что булыжник, брошенный с его вершины, падал прямо в воду.

— Мои праотцы, — сказал Молимо, — видели, как португалка, красавица дочь знаменитого предводителя Ферейры, бросилась отсюда вниз, отдав золото нам на сохранение и наложив на него заклятие. В моих видениях она говорила с этой скалы. Другим тоже казалось, что они заметили девушку, но только издали, с той стороны реки.

Он замолчал, взглянул на Бениту своими странными мечтательными глазами и вдруг спросил:

— Скажи, госпожа, ты этого совсем не помнишь?

Бенита почувствовала волнение.

— Как могу я помнить? Я родилась двадцать пять лет назад.

— Не знаю, — ответил Молимо. — Может ли это знать невежественный чернокожий старик, проживший на свете не больше восьмидесяти лет? Однако, госпожа, скажи мне, где ты родилась? На земле или на небе? Почему покачиваешь головкой ты, непомнящая? Я тоже не помню. Но все круги где-нибудь да встречаются, это так, и португальская девушка предсказала, что она снова явится. Наконец, я говорю правду, что она совсем такая, как ты, и является в это место. Я, видевший ее ясно, хорошо разглядел ее красоту. Однако, может быть, она явится не во плоти и придет только ее душа. О, госпожа, в твоих глазах я вижу ее душу. Довольно, — резко закончил он, — сойдем. Раз ты не можешь вспомнить, я должен показать тебе кое-что. Не бойся: ступени удобны.

Они сошли вниз и вскоре очутились в чаще растений и кустов, через которую бежала узкая тропинка. Она провела их мимо развалин строений, назначение и цель которых были забыты — они обвалились много сотен лет назад. Наконец Молимо и белые остановились у входа в пещеру, помещавшуюся приблизительно на расстоянии сорока ярдов от монолитного конуса. Здесь Молимо попросил задержаться, сказав, что он пойдет внутрь и зажжет там свет. Через пять минут он вернулся, говоря, что все готово.

— Не пугайтесь того, что вы можете увидеть, — прибавил старик. — Знайте, белые люди, что, кроме моих праотцев и меня самого, ни один человек не входил в это место с тех пор, как в нем погибли португальцы. Но даже мы, приходившие в подземелье молиться великому Мунвали, никогда не решались нарушить покоя пещеры. Там все осталось как было. Пойдем, госпожа, пойдем. Та, дух которой сопутствует тебе, последняя из людей белой расы, прошла через эти двери. Нужно, чтобы твое тело и ее дух снова вступили в святое место.

Бенита заколебалась — приключение было жуткое, но она определенно не хотела выказывать страха в присутствии этого старика. Он протянул ей худую руку и пошел вперед с высоко поднятой головой. Отец и Майер последовали было за ней, но Молимо остановил их, сказав:

— Девушка войдет первой вместе со сной — это ее дом, и она может пригласить вас остановиться в нем. Если она позовет вас, так тому и быть. Но сначала она должна посетить свой дом в одиночку.

— Ерунда! — сказал Клиффорд сердито.