— Ну, джентльмены, я готова. Пошли? — весело произнесла я и направилась к выходу.

И они двинулись за мной, как две злобные, но послушные собаки. Но там, куда мы направлялись, утешение или помощь я вряд ли найду.

Меня доставили не в печально знаменитую тюрьму Френ, где деятели «Свободной Франции» держали многих из так называемых горизонтальных коллаборационисток, а в ближайший полицейский участок, на стенах которого все еще проступали очертания накатанной с помощью валика свастики. Меня поместили в комнате без окон, усадив перед изрезанным столом, на котором стояла одинокая пепельница.

Я ждала более часа. Наконец явился следователь. Он не представился, зато швырнул на стол толстую папку, от одного вида которой у меня тревожно заныло сердце, и уселся напротив.

— Итак, Габриэль Бонёр Шанель, также известная как Коко или Мадемуазель, — сказал он, открывая досье. Я не стала вытягивать шею, чтобы увидеть, что он там читает. Но мне было не по себе, когда я наблюдала, как он прилаживает на носу очки и откашливается. — Я правильно назвал ваше имя и прозвища?

— Полагаю, вы это и сами знаете, — ответила я, закуривая. — Вы же должны знать, кого арестовываете.

— О нет. — Он бросил на меня быстрый проницательный взгляд. — Вы не арестованы. Пока у нас будет неформальная беседа, если не возражаете.

— Понятно, — отозвалась я.

Неформальная беседа — значит, не для протокола, что, разумеется, в любой момент может перейти в формальную, если вдруг я стану упрямиться и откажусь с ними сотрудничать.

Он вернулся к своему досье, стал равнодушно перелистывать, а я тем временем нервно курила, изображая совершенную беззаботность, которой на самом деле в душе не было и в помине. Наконец он нарушил молчание:

— Вы были знакомы с бароном Хансом Гюнтером фон Динклаге, известным под именем Шпатц?

Отпираться было бессмысленно, бесполезно и даже вредно.

— Да. Я знала его.

— Способствовал ли он освобождению из немецкого лагеря для интернированных некоего Андре Паласа?

Я кивнула:

— Он предложил помощь, и я, естественно, ее приняла. Андре — мой племянник.

— Действительно. — Он снова заглянул в досье, и на лбу у него возникла озабоченная складка. — А сами вы когда-либо ездили в Берлин, чтобы встретиться с полковником Шелленбергом?

Он застал меня врасплох, хотя я изо всех сил попыталась это скрыть. И снова я подумала о преимуществе не лгать, а говорить правду. Совершенно очевидно, что моя поездка не была для них секретом, как я до сих пор считала, что люди из «Свободной Франции» за мной следили.

— Да. Я ездила повидать племянника, а после этого его выпустили. Он был очень болен.

— Тем не менее вы не привезли его с собой. Вы пробыли там всего день и вернулись без него, а затем отправились в Мадрид. Прошу вас, объясните, что именно вы обсуждали с полковником Шелленбергом во время вашего пребывания в Берлине?

— Ситуацию с племянником, разумеется. — Я говорила медленно, чтобы сдержать тревожное волнение, от которого сжималось сердце. — Повторяю, он был очень болен. У него был туберкулез. Я… я очень хотела повидаться с ним.

— И это все? Вы встречались с руководителем гитлеровской внешней разведки, высшим должностным лицом абвера, только затем, чтобы обсудить с ним здоровье вашего племянника?

— Да. — Я стойко выдержала его взгляд. — Андре был очень болен, как я уже дважды сказала.

Мужчина расправил досье:

— Скажите, мадемуазель, зачем вы ездили в Испанию?

— Хотела посмотреть, можно ли там открыть свой бутик.

— И что, открыли?

— Нет. Обстоятельства не благоприятствовали этому.

— Могу себе представить. — Он выставил вперед подбородок. — Вы когда-нибудь участвовали в разведывательных операциях германских властей?

Я так и застыла на стуле:

— Нет.

— Это правда? — На этот раз он больше не заглядывал в досье. — У нас есть информация, указывающая, что на самом деле вы были участницей некой тайной операции, главной целью которой было обеспечение определенных интересов нацистов. И вы до сих пор ничего об этом не знаете?

— Разумеется. Наверняка знала бы, если бы участвовала в таком предприятии.

— Мадемуазель, — он направил на меня тяжелый ледяной взгляд, — сотрудничество с врагом сейчас рассматривается как преступное деяние. Мы уже посадили в тюрьму кое-кого из ваших друзей и активно разыскиваем еще некоторых. Советую вам, перед тем как отвечать на мои вопросы, хорошенько подумать.

— Вы просите меня о том, чтобы я предала своих друзей? — отпарировала я.

— Я советую говорить правду. Нам известно, что вы не во всем откровенны.