— Можно мне хотя бы повидать ее?

— Это было бы неразумно. — Он наклонил голову. — Всего хорошего, мадемуазель. Надеюсь, мы встретимся снова при более благоприятных обстоятельствах и в лучшие времена.

В течение недолгого времени, пока мы добирались до отеля, никто не проронил ни слова. Наконец машина остановилась, сопровождающий открыл для меня дверь.

— Я атташе посольства, — вдруг произнес он. — Вот вам моя карточка. Если вам понадобится связаться с нами перед отъездом, пожалуйста, сделайте это, мадемуазель.

Не дожидаясь моего ответа, он вернулся к машине.

Поднявшись в номер, я сбросила жакет, расстегнула воротничок, и мне сразу стало легче дышать. Я разорвала конверт и вывалила его содержимое на кровать: банкноты немецкой валюты, достаточно много. И больше ничего, никакого послания, даже записки.

Я опустилась на край кровати, потрогала деньги; я была крайне озадачена. Решила подождать еще один день. А пока буду ждать, напишу Черчиллю сама.

О Вере я больше ничего не слышала. Заказала билет на поезд домой, вложила в фирменный конверт отеля шесть написанных от руки страничек, содержащих обращение к Черчиллю в интересах Веры, где я полностью взяла на себя вину за то, что заставила ее приехать в Мадрид, и умоляла его помочь в ее деле. Отослала письмо в британское посольство, взяла чемодан и села на парижский поезд.

Мое рискованное предприятие в качестве вестника компромисса закончилось ничем.

Но я не подозревала, какие силы уже были приведены в движение.

— Она была там, в посольстве, — сообщила я Шпатцу, когда добралась до «Рица», чуть живая от усталости и злости по поводу полного фиаско своей миссии.

То, что все закончилось провалом, дошло до меня, только когда я вышла из вагона на Северном вокзале. Я вдруг с ужасом поняла, что проехала сотни миль с совершенно идиотским поручением, ничего существенного так и не достигла, разве что подвергла опасности собственную подругу. Увидев в своем номере Шпатца с чемоданами, означавшими, что он съехал с квартиры, я пришла еще в большее смятение:

— Она им что-то сообщила! Хор говорил о каких-то обвинениях, которые вызвали их озабоченность. Что она могла им сообщить? Я только сказала, что попросила ее приехать лишь затем, чтобы она помогла мне с салоном.

Шпатц вздохнул. Похоже, он был в таких же растрепанных чувствах, как я. Над ним плавало облако табачного дыма.

— Она обвинила тебя в том, что ты шпионка, — сказал он.

— Что?! — Я швырнула сумочку на кровать, едва не попав ему в голову. — Откуда она могла узнать?.. — Шпатц поднял на меня усталые глаза, и ярость моя немного поутихла. — Послание было у нее, — прошептала я, и холодные мурашки побежали по моему телу. — Ты отдал его ей.

— Нет. — Он быстро встал, шагнул ко мне, но я протянула руку, чтобы остановить его. — Коко, послушай меня. В отеле произошла путаница. Мы проинструктировали нашего связного, чтобы он вручил его тебе лично, но он испугался, ему показалось, что за ним следят. Увидев в холле Веру, он решил доверить послание ей. Он сказал, что это предназначено только для твоих глаз, но она не стала тебя дожидаться.

— Она отнесла его Хору, — тихо сказала я. — Прочитала письмо и донесла на меня.

— Она донесла на всех нас.

— Но я написала Черчиллю письмо. Я защищала ее и теперь выгляжу перед ним лгуньей.

— Это уже не имеет значения. Главное, ты здесь, а вот она…

— Не имеет значения? Ее задержали в Мадриде! Наверное, ее тоже подозревают в шпионаже.

— Давно. Они с мужем находятся под подозрением уже несколько месяцев. Доставка ее в Мадрид была лишь предлогом. Мы были готовы пожертвовать ею в случае необходимости.

Я едва удержалась, чтобы не завопить на него во всю глотку.

— Уходи! Вон с глаз моих!

— Не вижу никаких причин, чтобы злиться. Андре освободили, он сейчас в клинике здесь, в Париже. Ты сделала все, что хотела. Ему теперь ничто не угрожает. И тебе тоже.

— У меня много причин злиться. — От ярости я дышала с трудом. Только сейчас до меня дошла вся глубина его обмана. — Ты ублюдок! Ты использовал меня. Никакой путаницы в отеле не было, ты заставил связного передать послание Вере, потому что знал: она прямиком отправится в посольство и ее посадят в тюрьму, тем самым вы получите гарантию, что ваше письмо дойдет до Черчилля, а мне заплатили рейхсмарками, чтобы это выглядело так, будто я работаю на нацистов. — На это он ничего не ответил. Я распахнула дверь. — Ты слышал, что я сказала? Убирайся!