Господи, какая глупость! Заклятие? Почему я даже допускаю такую мысль?

— Меня просто заинтересовало название, — вру я. — Что еще вы можете мне поведать?

Она продолжает раскладывать колоду, ни разу не перевернув карты.

— Единственное, что я скажу… тебе нужно вспомнить то, что тебя так отчаянно пытаются заставить забыть. — Встречается со мной взглядом и задирает подбородок. — Теперь можешь идти. Больше я ничем тебе не помогу.

Она отодвигается от стола и встает. Ее платье развивается от быстрых движений, и туфли под ним заставляют меня задуматься, а не имею ли я дело с шарлатанкой? Мне казалось, цыгане ходят босиком. Или она ведьма? Колдунья? Кем бы ни была эта женщина, мне отчаянно хочется верить, что она знает больше, чем говорит мне. Судя по моей неуверенности, я явно не из тех людей, которые верят в подобную чепуху. Но мое отчаяние превозмогает над скептицизмом. Если мне придется поверить в драконов, чтобы найти Чарли, то я первым замахнусь мечом под его огненным залпом.

— Должно быть хоть что-то, — говорю я. — Мне не удалось найти Чарли. Я ничего не помню. Я даже не знаю, с чего стоит начать. Вы должны дать мне больше информации. — Встаю с нескрываемой мольбой в глазах.

Женщина склоняет голову и улыбается.

— Ответы на твои вопросы скрывает тот, кто очень близок тебе. — Она указывает на дверь. — А теперь иди. Тебе предстоит многое узнать.

«Очень близок мне?»

Папа? Лэндон? Кто еще мне близок, кроме Чарли? Я оглядываюсь на бисерный занавес, а затем вновь на нее. Женщина удаляется в сторону двери в задней части комнаты. Наблюдаю, как она уходит, и провожу руками по лицу. Мне хочется кричать.

Очнувшись, я обнаруживаю, что кругом царит чистота. Ни риса, ни сосисок, ни фарфоровых осколков, которыми я бы с радостью зарезала эту стерву.

«Ух, ты! Что это со мной?» Я становлюсь какой-то невменяемой.

А эта барышня все продумала! Выруби Сэмми, накорми ее дерьмовой пищей, снова выруби, накорми дерьмовой пищей.

Но в этот раз она возвращается не с подносом, а с мылом и полотенцем.

«Наконец-то! Душ».

— Пора мыться. — Теперь ее лицо не светиться доброжелательностью. Губы поджаты и вытянуты в тонкую линию. Я встаю, ожидая, что мир начнет крениться. Укол в шею имел более сильный эффект, нежели таблетки, которыми меня здесь пичкают. Но, как ни странно, я не чувствую слабости. Я могу трезво оценивать ситуацию; мое тело готово действовать.

— Почему приходите только вы? Насколько я знаю, сиделки работают посменно.

Она отворачивается и идет к двери.

— Эй…?

— Веди себя прилично, — отвечает женщина. — Выкинешь еще раз нечто подобное, и последствия будут суровыми.

Я закрываю рот на замок; уж больно мне интересно, что кроется за этой дверью.

Она позволяет мне пройти первой. Передо мной предстает еще одна дверь. Ничего не понимаю. Сиделка поворачивает вправо — там коридор и ванная. Я часами не пользовалась туалетом, и стоит мне его увидеть, как мой мочевой пузырь начинает ныть. Женщина вручает мне полотенце.

— Горячей воды нет. Не задерживайся.

Я закрываю дверь. Здесь как в бункере: окон нет, со всех сторон окружают бетонные стены. На унитазе отсутствует как крышка, так и сидение, просто дырка и раковина рядом. Я все равно не гнушаюсь ей воспользоваться.

На умывальнике лежит свежая больничная рубашка и нижнее белье. Я делаю свои дела и окидываю все изучающим взглядом. Ищу хоть что-то. Из стены, чуть выше уровня пола, торчит ржавая труба. Смыв за собой, направляюсь к этой трубе. Засунув руку внутрь, ощупываю поверхность. «Мерзость!» Кусок трубы разъело ржавчиной.

На всякий случай включаю душ, чтобы сиделка ничего не заподозрила. Приложив небольшие усилия, мне удается оторвать кусок металла от стены. Ну, хоть что-то.

Затем лезу вместе с ним в душевую кабинку и моюсь одной рукой. Вода такая ледяная, что я непроизвольно начинаю стучать зубами, — пытаюсь сжать челюсть, но безрезультатно.

Какая же я жалкая! Даже собственные зубы не могу контролировать. Что уж говорить о воспоминаниях. Прием пищи, сон, душ и поход в туалет тоже находятся вне моей власти.

Единственное, что я могу контролировать, это мой итоговый побег из этого места. Я с силой сжимаю трубу, понимая, что только она поможет мне вернуть право самостоятельно принимать хоть какие-то решения.

При выходе из ванны заворачиваю ее в туалетную бумагу и прячу в нижнее белье — за резинку простых белых трусов. Плана пока нет; придется выжидать подходящего момента.

На улице уже стемнело. Пошел второй час, как я бесцельно катаюсь по городу. Домой возвращаться нельзя. К Чарли тоже. Больше я никого не знаю, потому просто еду, куда глаза глядят.

У меня восемь пропущенных вызовов. Два от Лэндона. Один от Джанетт. Остальные от отца.