– Скоро все они поубивают друг друга, а потом воскреснут, чтобы усесться за стол всем вместе и пировать… до очередной ссоры, – громко прозвучавший приятный бас заставил меня оторваться от захватывающего зрелища и с тревогой посмотреть в ту сторону, откуда я услышал незнакомый голос.

Неподалёку, посередине безграничного поля из замёрзшей воды, стоял красивый ледяной трон. Ручки, подножья и видимую часть спинки украшала на редкость искусная резьба, изображавшая фантастических существ, красивые ладьи и суровых воинов. На троне живой горой возвышался надо мной внушительного вида грозный старец. Ниспадающие белые одежды прикрывали его тело, а на груди покоилась большая седая борода. Непередаваемая мощь и величие исходило от этой фигуры, заставив меня почувствовать собственную уязвимость и беспомощность перед лицом некой высшей силы. Сидящий на троне старец олицетворял собой превосходство не только надо мной, но и над всем видимым мной миром. Потому что он и был творцом этого мира.

Великий северный бог даже сидя казался очень высоким. Вместо правого глаза пустую глазницу закрывал багровый рубец. На обоих плечах незнакомца, подчёркивая своим присутствием фантастичность происходящего, сидели два очень крупных, просто гигантских, чёрных ворона.

– Встань с колен, Странник, – приказал незнакомец, – Тангароа просил не обижать тебя. Не бойся, смертный, встань! Один хочет посмотреть на посланца южного бога.

Один! Я знал это имя и то, что помнил об этом создании, заставляло меня с большим опасением относиться к такому рода знакомству.

Повинуясь приказу северного бога, я встал, хотя что-то подсказывало мне, что перед подобными существами нужно стоять только на коленях.

– Ты когда-либо видел богов, смертный? – продолжал говорить со мной Один голосом, похожим на тихий гром. – Ты знаешь, кто я?

– Великий северный бог, – я попытался оставаться в теме, но на безопасном расстоянии.

– О – о! Ты слышал про меня? Так и должно быть! Все смертные, даже на диком юге, должны знать меня. А каких богов ты ещё знаешь, кроме меня и Тангароа?

– Ну, – я и не знал, как ответить на такой вопрос. В последнее время я уже привык, что все вопросы мне задают не просто так. Как Штирлиц я всегда должен был ожидать подвоха, всегда должен был быть начеку для того, чтобы элементарно не нажить себе неосторожным словом лишних неприятностей, которых в последнее время хватало с избытком. Вот и на этот вопрос нужно было дать какой-то незнакомый мне правильный ответ. Кого имел в виду Один? Ещё одного северного бога? Да и как знать, какое имя заденет его, а какое гармонично впишется в беседу? К тому же, как назло, я не мог вспомнить больше ни одного северного бога. Меня опять подводили мои знания. В голову почему-то лезли имена одних только греческих богов. Может, потому, что в доме напротив, в двадцать первом веке, тренажёрный зал назывался «Зевс», а парикмахерская – «Афродита»? – Ну… К примеру, Афродиту!

– Афродиту? Афродиту! Ох-хо-хо-ха-ха-ха! – внезапно затряслось от неудержимого приступа веселья могучее тело.

– Кха! Кха! – закаркали, задыхаясь от душившего их смеха, сидящие на плечах Одина вороны.

– Афродиту! Кто ж не знает эту б… богиню! Неужели для того, чтобы хоть немного подпитаться энергией, она начала заманивать в свою постель смертных? Ну, ты меня насмешил, Странник! Как твоё имя?

Сказать ему имя, что мне дали полинезийцы – Оеха? Право, не знаю. Опять будет по-шутовски выглядеть, решит, что я скоморох какой-либо…

– Олег, – громко произнёс я своё настоящее имя.

– Олег? – заметно удивился мой собеседник.

– Олег, – я решительно подтвердил сказанное ранее.

– Но это имя наше, северное.

Один, повернув голову, что-то сказал на незнакомом мне языке воронам, а те, в свою очередь, изумлённо закаркали.

– Когда-то я помог одному конунгу с таким именем, и он прибил свой щит на ворота самого знаменитого в то время города в мире.

Что-то подобное я слышал. Наверное, ещё в школе. Но, несмотря на все усилия, не смог вспомнить ту историю, на которую намекнул северный бог.

– Однако я вижу над твоей головой хорошо видимый знак креста, – подозрительно, прищурившись, вновь заговорил Один, – а рядом начинает слабо просвечиваться знак Тангароа.

Я услышал скрытую угрозу в его голосе и постарался ответить как можно мягче:

– Это так, великий Один. Я жил в тех местах, где почитают этого бога, а потом меня призвал Тангароа.

– Он не зря тебя позвал, – задумчиво вновь заговорил Один, – происходит что-то на редкость странное. Мои глаза и уши – вороны Хугин и Мунин – летают по всем мирам людей и пересказывают всё, что видят и слышат. И хочу тебе сказать, что многие их рассказы мне очень не нравятся. В том мире, в котором ты находился, начали происходить очень непонятные вещи. Тангароа включил тебя в игру богов по той простой причине, что появилась некая третья сила, не принадлежащая ни к миру людей, ни к миру богов. Всё начало выходить из-под контроля и последствия каждого поступка перестали быть предсказуемыми. Это очень опасно, Олег! Поэтому-то я решил помочь Тангароа. Он очень рискует, этот южный бог, но я согласился разделить с ним риск. Уж слишком веские есть для такого решения причины. Да и попасть из моего мира в обречённые миры намного легче, чем из мира Тангароа.

Ну и хитрец всё-таки Тангароа! Скорее всего, судя по тому, что сейчас сказал Один, другим богам будет легко определить, откуда я отправлюсь в путь. Переход в другой мир, наверное, похож на запуск ракеты, которая оставляет след. Таким образом Один не просто поможет мне, а продемонстрирует свою готовность поддержать Тангароа. Вот не ожидал, что и в столь тонких сферах вовсю процветает хитроумная дипломатия.

– Садись, поговорим, – властно распорядился северный бог.

За моей спиной затрещал и застонал лёд. Я оглянулся. Множество маленьких льдинок, поддерживая друг друга, двигались, поднимаясь вверх. В несколько секунд, соединившись в одно целое, они образовали кресло. Правда, на вид намного более скромное, чем трон Одина. Когда лёд окончательно приобрёл форму и перестал двигаться, я сел в сверкающее кресло, состоящее из застывшего льда. К моему удивлению замёрзшая вода не обожгла холодом моё голоё тело. Наоборот, усаживаясь, я коснулся чего-то мягкого и тёплого.