Шрифт:
— Как начет сегодня же после ужина? — спросила Сабрина.
— Конечно, — сказала я. — Встретимся на автобусной остановке.
Я тяжело вздохнула. Это же всего-навсего заброшенная конюшня.
Ну что может случиться?
10
Солнце уже садилось за деревьями, когда автобус доставил нас с Сабриной к окраине города. Глядя в окно, я видела, как удлинялись тени, поглощая проносившиеся мимо дома и лужайки.
Мы выбрались из автобуса возле Обветшалой Фермы. В доме светилось лишь одно окошко на втором этаже. Мы свернули с усыпанной гравием дорожки и двинулись в обход яблоневого сада.
Поле за домом встретило нас жужжанием и стрекотом — здешние насекомые явно не торопились впадать в спячку. Я шла впереди, раздвигая руками высокую траву. Под ногами хрустела твердая земля.
Я слышала шорохи — какие-то мелкие зверушки сновали в траве. Небо потемнело. Облака закрыли луну. Я ежилась под порывами пронизывающего ледяного ветра — не спасала даже куртка.
— Я фонарик захватила, — сказала Сабрина. Раздался щелчок, и круг белого света скользнул по траве. — Смотри. Конюшня вон там. — Она подняла фонарик повыше.
Я увидела вытянутое, приземистое здание — черный силуэт на фоне тронутого розовыми сполохами пепельного неба.
— Ой! — вскрикнула я, когда что-то больно кольнуло меня в лоб. Комар? В октябре?! Я врезала себе ладонью по лбу. Слишком поздно — улетел.
— Пошли. А то скоро совсем стемнеет, — сказала Сабрина. Она перешла на бег. Луч света метался по земле впереди нее.
— Подожди! — крикнула я. Взгляд мой был прикован к конюшне. Доски на одной из стен растрескались и наполовину истлели. Другая стена обвалилась внутрь.
Из окон росли сорняки. Ставни были выбиты и валялись на земле.
Мы поспешили вдоль уцелевшей стены к дверям конюшни. Я остановилась, почувствовав, как туфли увязли в чем-то мягком.
— Сабрина, смотри! — воскликнула я. Но она уже достигла дверей, и меня не слышала.
Я посмотрела на туфли. Оказывается, я стояла на квадратике мягкой, рыхлой земли. Впечатление было такое, будто там недавно что-то закопали.
Тревожная мысль промелькнула у меня в голове: да это же могилка.
Впрочем, это безумие. Кто будет копать здесь могилу?
Я отряхнула землю с подошв и нагнала Сабрину у дверей. Одна из створок была широко распахнута. За ней царила непроглядная тьма. И стоял насыщенный запах старой соломы, сырой земли и тлена.
Я почувствовала, как сильнее забилось сердце. Птицы кричали в ветвях деревьев, словно призывая нас не заходить внутрь. Где-то невдалеке басовито ухала сова-сипуха.
Я схватила Сабрину за руку.
— В чем дело? — спросила Сабрина.
— Я… я тоже кое-что взяла, — сказала я. Я подняла пластиковый пакет, который принесла с собой, и извлекла оттуда пучок моркови.
Она навела на меня фонарик.
— Морковки? Карли Бет, зачем?
Я пожала плечами.
— Сама не знаю, — сказала я. — Для призрачных лошадей, наверное.
Сабрина закатила глаза:
— Ты, подруга, часом, не того? Ты же не веришь, надеюсь, в призрачных лошадей?
Я не ответила. Я взяла Сабрину за руку и потянула за собой в темноту конюшни.
Кислый запах стал сильнее. Воздух был тяжелый, сырой и спертый. Это было как войти в холодильник.
Ветер колотил уцелевшим ставнем о стену конюшни. Поскальзываясь на сухой соломе, мы подошли к стойлам. Я споткнулась о железное ведро, и оно с грохотом покатилось по грязному полу.
— Осторожнее, — прошептала Сабрина. Она вручила мне фонарик. — Подержи, пока я фотографирую. — С этими словами она подняла фотоаппарат и нажала на спуск.
Я положила пучок моркови перед первым стойлом. Затем обвела конюшню фонариком.
Луч света выхватил из темноты два ряда стойл с низкими деревянными перегородками. Они тянулись до противоположной стены конюшни.
С одной из перегородок свисало измочаленное старое одеяло. Выглядело оно так, словно какие-то животные изжевали его до дыр.
В самом первом стойле высилась огромная груда сена. Я перевела на нее луч фонарика, и тут же коричневая жирная мышь выскочила из сена и шмыгнула в дырку в стене.
От неожиданности я отпрянула назад. Луч метнулся вверх — к крыше конюшни. Мне кажется, или там, повиснув вниз головой на стропилах, устроились летучие мыши?