Что касается нащупанной масонами группы оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, то не приходится сомневаться, что речь здесь идет о вовлечении их в уже упоминавшуюся нами Военную ложу. „Есть упоминания о создании в Петрограде Военной ложи с участием А. И. Гучкова, В. И. Гурко, А. А. Половцева и еще человек десяти высокопоставленных военных чинов“, — отмечает историк О. Ф. Соловьев. Среди этих „человек десяти“ высокопоставленных чинов, тайно посвященных через А. И. Гучкова в масонство, можно отметить уже упоминавшихся нами ранее М. В. Алексеева, Н. В. Рузского, А. М. Крымова, В. В. Теплова» [198] .

1 ноября 1916 года был дан «штурмовой сигнал» к атаке на правительство и императрицу. На пленарном заседании Государственной думы прозвучало несколько забойных речей, которые взорвали российское общество. Их произнесли три человека, среди которых был и наш герой.

Влиятельность этих депутатов была бесспорной. В воспоминаниях А. Ф. Керенского о них говорится так: «Руководимый П. Н. Милюковым, С. И. Шидловским и В. В. Шульгиным Блок (Прогрессивный) надеялся убедить царя…» [199]

Но, видно, время убеждений закончилось.

Первым начал Сергей Илиодорович Шидловский, депутат от Воронежской губернии, крупный землевладелец, председатель бюро Прогрессивного блока: «От группы прогрессивных националистов, группы центра, фракции земцев-октябристов, фракций Союза 17 октября и фракции Народной свободы имею честь сделать следующее заявление…

К великому прискорбию, мы должны признать, что деятельность правительства за истекший год создала серьезные препятствия успешному ходу борьбы. Еще год назад большинство Государственной Думы говорило о бессилии правительства, не опирающегося на доверие народа, и о признаках, грозящих потрясением народного хозяйства вследствие неумелых и беспорядочных распоряжений разъединенной власти. Указания эти ни к чему не привели. Занятия Государственной Думы дважды прерывались, и народные представители были лишены возможности принять участие в предотвращении предвиденных ими опасностей…

Недоверие к власти сменилось чувством, близким к негодованию…

Ныне мы вновь поднимаем свой голос уже не для того, чтобы предупредить о грозящей опасности, а для того, чтобы сказать, что правительство в настоящем своем составе неспособно с этой опасностью справиться» [200] .

После Шидловского добавил огня А. Ф. Керенский: «…я не могу отсюда не сказать мое глубочайшее убеждение, что все жертвы все попытки спасти страну бесплодны, пока власть находится в руках безответственных лиц, ставящих свои личные интересы, ставящие свои традиционные симпатии выше интересов и прав нации.

…вы должны уничтожить власть тех, кто не осознает своего долга. Они (указывает на места правительства) должны уйти, они являются предателями интересов страны» [201] .

Но самый сильный удар нанес П. Н. Милюков: «…Когда с большей настойчивостью Дума напоминает, что надо организовать тыл для успешной работы, а власть продолжает твердить, что организовать страну — значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию. Что это: глупость или измена?

…Но все частные причины сводятся к этой одной общей: к злонамеренности и неспособности данного состава правительства. Это наше главное зло, победа над которым будет равносильна выигрышу всей кампании» [202] .

Эффект милюковской речи можно сравнить с цунами. Генерал Спиридович писал: «Делая вид, что у него имеются какие-то документы, Милюков резко нападал на правительство и особенно на премьера Штюрмера, оперируя выдержками из немецких газет. Он упоминал имена Протопопова, митрополита Питирима, Манасевича-Мануйлова и Распутина и назвал их придворной партией, благодаря победе которой и был назначен Штюрмер и которая группируется „вокруг молодой царицы“.

Милюков заявлял, что от английского посла Бьюкенена он выслушал „…тяжеловесное обвинение против того же круга лиц в желании подготовить путь к сепаратному миру“.

Перечисляя ошибки правительства, Милюков спрашивал неоднократно аудиторию: „Глупость это или измена“ и сам, в конце концов, ответил: „Нет, господа, воля ваша, уже слишком много глупости. Как будто трудно объяснить все это только глупостью“. Дума рукоплескала оратору. Со стороны правых неслись крики — „клеветник, клеветник“, председатель не остановил оратора, а сам оратор на выкрики протестующих правых ответил: „Я не чувствителен к выражениям Замысловского“. Произнося свою речь, Милюков, конечно, понимал, чего стоят во время войны утверждения немецкой газеты, на которую он ссылался. Он знал, что никаких данных об измене кого-либо из упоминавшихся им лиц не было.