Впоследствии Милюков уже без энтузиазма оценивал происшедшее, говоря, что «подвиг Феликса и Дмитрия Павловича в сообществе с Пуришкевичем» не мог ничего изменить и теперь следовало ждать повторения такой же «операции» над дворянами.

Милюков открыто признал, что тогда Прогрессивный блок уже предвидел, что при перевороте «так или иначе Николай II будет устранен от престола» и власть должна перейти цесаревичу Алексею при регентстве великого князя Михаила Александровича.

Приехавший с фронта генерал А. М. Крымов говорил членам Прогрессивного блока, что в армии «все с радостью будут приветствовать известия о перевороте».

В организации переворота принимали участие несколько разных групп. Согласно рапорту начальника Петроградского охранного отделения Департаменту полиции МВД, существовали два революционных заговора. Первый находился в Москве, его состав был чисто буржуазным, объединяющимся вокруг Земского союза и Союза городов (Земгора) и ВПК. Это были князь Г. Е. Львов, М. В. Челноков, А. И. Коновалов, П. П. Рябушинский и депутат Думы, член Прогрессивного блока, инженер-путеец, представитель Всероссийского профсоюза железнодорожников (Викжель) А. А. Бубликов.

Второй заговор составляли социалисты — А. Ф. Керенский, Н. С. Чхеидзе, М. И. Скобелев. Оба центра были взаимосвязаны, первый действовал в верхах общества и армии и финансировал вторую организацию, а социалисты работали в казармах и на заводах. «Получая деньги от первого, они формально принимали его директивы, но они решили быть самостоятельными и захватить власть при удаче переворота в свою пользу» [224] .

Но этими двумя центрами дело не ограничивалось. Связь между оппозиционерами проходила через масонские ложи, в которых к 1917 году состояло 300–350 человек.

Руководили русским политическим масонством пять человек: Н. В. Некрасов (связь с либеральной оппозицией), А. Ф. Керенский (связь с социалистами), М. И. Терещенко (работа с военными), А. И. Коновалов и И. Н. Ефремов (торгово-промышленные круги).

«Проводниками масонского влияния в России накануне революции были: Религиозно-философское общество во главе с А. А. Каменской, Русское антропософское общество (председатель Е. В. Васильева), Лига прав человека (председатель Яков Рубинштейн), Общество сближения между Россией и Америкой во главе с Н. А. Бородиным и другие организации либерального и пацифистского толка. Наряду с творческой и научной интеллигенцией (З. Н. Гиппиус, Марк Алданов, Д. С. Мережковский, Б. В. Савинков, В. И. Немирович-Данченко, М. Волошин, академики В. И. Вернадский, С. Ф. Ольденбург, профессора Д. Д. Гримм, Е. В. Аничков, П. Б. Струве, С. П. Костычев, М. А. Таубе, А. В. Карташев, П. Е. Щеголев) широко были представлены в русском масонстве и торгово-промышленные круги: А. И. Гучков, Павел Бурышкин, А. И. Коновалов, М. И. Терещенко, Павел Штейнгель, Степан Морозов, Абрам Животовский, Карл Ярошинский, Алексей Путилов, П. П. Рябушинский и другие.

Практически полностью в масонских руках накануне революции находились и общественные структуры русской буржуазии: Земский и Городской союзы, объединившиеся в организацию — Союз земств и городов (Земгор) во главе с Г. Е. Львовым. Формально организация эта занималась налаживанием производства обмундирования, амуниции, медикаментов и теплых вещей для фронта. Фактически же она стала играть роль одного из центров оппозиции власти. Особенно сильным было масонское влияние в Военно-промышленном комитете, занимавшемся распределением военных заказов среди предприятий России. Ведущую роль в комитете играли А. И. Коновалов, П. П. Рябушинский, С. Н. Третьяков, М. И. Терещенко. Председателем Центрального военно-промышленного комитета (июль 1915) был избран А. И. Гучков, сразу же взявший курс на превращение его в центр политической оппозиции царской власти. „Итак, — справедливо отмечает Н. Н. Берберова, — кадры были готовы. В обеих столицах думцы, профессора, дипломаты, члены Военно-промышленного комитета, члены Земского и Городского союзов, адвокаты, военные, общественники созывали друг друга: их день наставал“» [225] .

Однако А. Ф. Керенский в своих мемуарах «Россия на историческом повороте» доказывает, что влиятельность масонов сильно преувеличена, отрицает наличие руководящей масонской «тройки» (Керенский, Некрасов. Терещенко) во Временном правительстве и не называет никаких имен.

У Милюкова по этому поводу есть вполне откровенное объяснение, почему он не вступил в «братство». Он дорожил «своей свободой» и не собирался «подчиняться решениям неизвестного мне коллектива». Не называя масонов масонами, он назвал тройку будущих руководителей Временного правительства — А. Ф. Керенского, Н. В. Некрасова и М. И. Терещенко — близкими «к конспиративным кружкам, готовившим революцию» [226] .

И словно разводя руками, признавался, что ему все же «пришлось считаться с готовыми решениями», принимавшимися за его спиной, ибо «против целого течения» ему было не устоять.

Когда же «течение» вынудило великого князя Михаила Александровича вслед за братом отречься от царского престола, Милюков, надо полагать, ощутил неформальную силу этой организации.

Шульгин не входил ни в масонское братство, ни в число заговорщиков. Он вспоминал, что ему было предложено участвовать в заговоре, он отказался, сказав, что предпочитает оставаться «на корабле». Скорее всего, предлагал Гучков, целью которого были смена императора и конституционная монархия. Керенский же как антимонархист едва ли мог обращаться к нашему герою.

Правда, здесь важнее другое — Шульгин знал о заговоре и ничего не делал для его предотвращения. Нельзя считать серьезным противодействием его риторические вопросы к коллегам о степени их подготовленности к государственному управлению. Разумеется, такими вопросами никого нельзя было вразумить.

В 1930-е годы А. С. Гучков признался о своих тесных контактах с генералом М. В. Алексеевым: «Он был настолько осведомлен, что делался косвенным участником» [227] .