— В какой фазе сейчас луна? Почти полная, верно?

Я сказал ему, что полная будет через два дня. Он кивнул и сказал, что надеется на ясную ночь.

— Мы подберем его ночью, так, что ли?

— Не этой, а в ночь на четверг, в два ноль-ноль.

— К чему тогда эта спешка? Мы могли бы остаться в Ушуайе, заправиться дизтопливом, пообедать на берегу. Напиться, может быть.

Впереди нас ожидали долгие недели, может, даже месяцы. Но он на это лишь сказал:

— За какое минимальное время мы можем дойти до этой бухты?

— Сейчас я вам скажу.

Я принялся циркулем вымерять расстояние.

— Под парусами или на дизеле?

— Под парусами. Ветер западный, а нам сейчас нужно экономить топливо.

С поднятыми прямыми парусами, как оказалось, мы развивали вполне достаточную скорость в шесть узлов.

— Должны быть там вскоре после полуночи, — сказал я ему.

Он кивнул.

— Держите надувную лодку наготове к тому моменту, когда мы станем на якорь. Пойдете со мной. О’кей?

Сказав это, он спустился вниз. Сила ветра во второй половине вечера менялась в значительных пределах, временами достигая пяти баллов, а его направление периодически менялось на северо-западное. В итоге мы пришли на место задолго до полуночи. В небе за нашей кормой все еще брезжил свет, но в направлении берега видимость постоянно менялась из-за переменной облачности. Луну то и дело заволакивали черные на ее фоне облака.

Опустив паруса, мы вошли в бухту на моторе. Там был небольшой пляж с рассекающим его подобно белой полоске ручьем, но из-за водорослей нам пришлось бросить якорь на некотором от него удалении на глубине в более чем тридцать метров. Как только якорь стал, а двигатель был заглушен, сразу же воцарился покой, и лишь мчащиеся по небу чернильно-черные облака напоминали, что ветер по-прежнему дул довольно сильно. Близкий берег защищал нас от ветра, и его безлюдность, неподвижность воды, ощущение того, что мы находимся на краю света, все это производило чуть ли не гнетущее впечатление. И постоянно движущиеся водоросли томно поднимались и опускались вместе с бесшумно вздымающимися водами пролива.

Айрис хотела пойти с нами. Думаю, она почувствовала, что причина стремления Айана поскорее сойти на берег каким-то образом имела отношение и к ней.

— Будете только под ногами путаться, — сказал он довольно грубо.

Ее ответ заглушил шум мотора, им заведенного, и мы направились туда, где, казалось, есть свободный проход среди водорослей. Однако до берега он не доходил, и, как только мы в него вошли, подгоняемое ветром облако загородило лунный свет, и если перед этим мы видели лениво качающиеся в толще воды водоросли по обе стороны от себя, то в следующую минуту все было объято непроглядной теменью.

Айан заглушил мотор, и нас несло по инерции в зловещей тишине, лишь подчеркиваемой странным ворчанием и вздохами, издаваемыми водой, шевелящей водоросли и хлюпающей между прибрежных камней. Лодка остановилась почти сразу, и, пока Айан, подняв мотор, фиксировал его в таком положении, я взялся за весло и начал грести. В этой кромешной тьме у нас не было других ориентиров, кроме шума стекающей с крутого берега воды впереди, и продвигаться к нему было очень нелегко, так как мы буквально скользили днищем по узким и длинным листьям водорослей.

Только я начал шестом проталкивать лодку по мелководью, как луна снова выплыла из черноты у нас над головой, и всего в двадцати метрах впереди показался берег с ручьем, сияющим серебристым светом. Впоследствии у меня сложилось впечатление, что обстоятельства нашего прибытия туда как будто специально так сложились, чтобы подготовить нас к потрясению от того, что нам предстояло там найти. Айан взял с собой фонарь, но не включал его. Гнетущее впечатление, производимое этим небольшим пляжем, усугублялось светом от ручья, который так и хотелось назвать сценическим. Все это вызывало во мне напряженное ожидание, как будто в любую секунду нагие полудикие туземцы древней Огненной Земли могли налететь из темноты с намерением забить нас до смерти, чтобы отведать откормленной человеческой плоти, лучше которой они не ели уже долгие годы.

Мы вылезли на берег, выворачивая себе ноги на скользких валунах, и вытащили лодку на пляж, который напоминал и, пожалуй, являлся мореной, оставленной древним ледником. Я остановился, чтобы намотать фалинь [128] на большой камень, так что Айан уже был впереди меня, когда луна спряталась за рваный край облака и свет внезапно померк. Он был едва различим, пока лез по черному нагромождению поваленных стволов деревьев в том месте, где приливная линия сходилась с берегом речки.

— Бобры, — сказал он, когда я стал взбираться вслед за ним.

По линии, куда доходил прилив, раньше росли деревья, но теперь их гниющие стволы валялись в беспорядке, как будто их разметал налетевший смерч. Мы одолели еще почти сто ярдов, продираясь сквозь эти жуткие дебри рассыпающихся бревен, едва не ломая себе ноги.

— Какому-то дураку из Аргентины пришла в голову идея завезти из Канады на Огненную Землю нескольких бобров.

Он выругался, поскользнувшись.

— Вы видели такие же гниющие завалы по берегам, начиная еще с пролива Коубёрн. Никто на них не охотится, и они размножаются как сумасшедшие.