— «Младший лейтенант Жерми», — в том же тоне напомнила ему Анна.

— Может, еще и прикажете титуловать вас «графиней»?

— Не сомневайтесь, прикажу.

— …Я знаю этот взгляд, — пробубнила Квасютина, едва завернув за угол храма. — Похотливый и наглый. В эти минуты он уверен, что сумеет устроить вам всенощный «допрос с пристрастием».

— Если ему это будет позволено.

Бывшая надзирательница настороженно и в то же время заинтригованно взглянула на Анну:

— Господи, нашелся бы кто-нибудь, кто поставил бы его на место, а еще лучше — убрал отсюда.

— Тогда бы вы ответили взаимностью инструктору по рукопашному бою, который буквально поедает вас глазами?

— Вы знаете, — не стала «темнить» Квасютина, — хороший мужик, вдовец, вот-вот майора получит… Но ведь Карданов, скотина, уже дважды вызывал его к себе, угрожал, родственников потрошить начал…

— Завтра приедет генерал Шербетов, с кем у меня очень хорошие связи. Мне на этого особиста, в общем-то, наплевать, все равно я долго здесь не задержусь, а вот для вас, командир, это последний шанс.

— А что, если генерал не захочет?

— Генерал всегда хочет, — пошло отшутилась Жерми, лишь для того, чтобы подбодрить Варвару Квасютину. — Одно условие: когда по вызову мне придется пойти к капитану, бери своего влюбленного инструктора да еще кого-нибудь и прогуливайтесь поблизости. Это очень важно!

— Неужели решишься? — загорелись глаза у Варьки.

— Когда занавес уже поднят, исполнителей менять поздно.

Лунное сияние медленно переплавлялось в предрассветную темень, и гидросамолеты стали напоминать огромных птиц, уставших от морских ветров, но так и не решившихся перебраться на сушу. Порожденные двумя стихиями — морем и небесами — они нетерпеливо ждали своего часа, чтобы оставить чуждую им землю.

— Вводная такова, — ворвался в томную дрему Степной Воительницы раскатистый баритон Корягина. — Сейчас мы погружаемся на гидропланы и через тридцать минут, с заходом со стороны моря, приводняемся в Черском лимане, в восьмидесяти километрах отсюда. На косе нас должны ждать два проводника. Световыми сигналами они помогут пилотам сориентироваться, а затем сориентируют в ситуации и нас с вами. В двух километрах от места высадки, в районе Тузловки и хутора Соляного, в тылу противника, блокирован штаб 107-й стрелковой дивизии. При нем оказались в окружении заместитель командующего и начальник штаба 5-й армии, с частью армейской документации, а также член военсовета армии.

— Оказывается, начхоз наш, «дураша», относительно «гурьбы генералов» был прав, — пробубнил Климентий над ухом Евдокимки. — Зря мы на него поперли.

— Так не за «гурьбу генералов» же поперли, — процедила сквозь зубы Степная Воительница.

— Противнику уже известно, — продолжал тем временем комбат, основательно прокашлявшись, — кто именно оказался в этой приморской западне у Тузловки. Как известно и то, что силы дивизии и армейской штабной роты охраны на исходе. Линия фронта всего в двенадцати километрах. По приказу командования в пять утра, — комбат встревоженно взглянул на часы, — группа начнет имитировать прорыв на восток, одновременно с такой же имитацией фронтовых частей. И, что очень важно для нас, при поддержке штурмовой авиации со стороны моря, маскирующей наше появление. А в шесть утра ударим в тыл противнику мы. Еще через час к косе приблизятся два бронекатера, эсминец, ледокол и несколько рыбачьих шаланд, — словом, все те, кого командованию удалось наскрести по ближайшим портам. Замечу, весь этот «спасательный флот» уже в море.

— И мы первыми на гидропланах должны будем отправить штабистов в тыл, — упредил дальнейший пункт вводной Жора из Голой Пристани.

— Стратегически мыслите, красноармеец Аркашин, — тут же отреагировал капитан. — После чего — поможем уйти всем, кого сумеем снять. Для утешительности, обещают подбросить два транспортных «кукурузника», которые могут садиться на луг у плавней. Если, конечно, к тому времени мы оттесним от плавней немецкие заслоны.

— Да разбегутся заслоны, как только узнают, что мы высадились, — уверенно пообещал Аркашин.

— Если узнают, что на берег собственной персоной высадился Жорик из Голой Пристани, то, ясное дело, запаникуют, — по-своему поддержал его Таргасов.

…Когда десантники приближались к плавневой косе, рассекающей лиман на две части, окрестности уже утюжили два звена русских штурмовиков и звено бомбардировщиков морской авиации. Где-то вдали от высадки, судя по всему, на западных окраинах села, рвались снаряды дальнобойных орудий.

Гидропланы приводнялись под вспышками осветительных ракет, гася скорость на мелководье и волну за волной выплескивали из своего нутра морских пехотинцев.

— Впереди наших нет, только фрицы! — встречали их негромкими криками двое мужчин, укрывавшихся от случайных пуль и степного ветра за причальной хижиной, построенной у оконечности косы. — «Дивизионники» пойдут на прорыв через тридцать — сорок минут, как только немного рассветет.

Евдокимка машинально взглянула в ту сторону моря, над которой уже разгоралось утреннее зарево, а затем туда, где пылали какие-то строения и островки осенних плавней.

— Когда их наступление начнется, — прогнусавил простуженным голосом человек в брезентовом плаще с капюшоном и с фонарем-«летучей мышью» в руках, — обозначать свое присутствие вам следует криками «ура!», и истреблять при этом фрицев, отступающих в сторону лимана.