Шрифт:
Пили чай, сочувственно вспоминали штабс-капитана, потом она сказала: «Я согрею воду — вам тоже надо помыться».
Выспаться в чужой супружеской кровати не удалось — рано утром Лиза спешила в госпиталь, а ночью уснуть не дала не только любовь, но и разговоры. «Мне нравится, что ты всё понимаешь, — говорила она. — Ведь это средневеково-буржуазная выдумка о нерушимой верности брака. Вредная выдумка. Нельзя засушивать своё тело. Теперь, когда победила настоящая социальная революция, изменятся и отношения между мужчиной и женщиной. Любовь станет свободной, как у нас с тобой. Ты едешь к невесте, а сейчас со мной» Ты понимаешь, что в этом нет ничего плохого. Почти год, как я одна. Конечно, у меня были встречи в госпитале. Я нравлюсь мужчинам, но мне нравятся немногие, а пристают все. Недавно один офицер-преображенец, Соболь такой. Ужасно противный, да ещё и отъявленный монархист. Предлагал мне какие-то драгоценные безделушки...
После любовной ночи пришло усталое мудрое спокойствие, когда даже смерть принимается как должное, а разрушенная жизнь, бегство из родного города куда-то в неизвестное будущее представляется естественным жизненным эпизодом, вроде болезни с надеждой на выздоровление.
Поезд, отправлявшийся из Москвы, оказался настолько свободным, что Дымников даже смог занять верхнюю полку и почти всю дорогу спал. На больших станциях просыпался, смотрел в окно на озлобленные толпы, топчущие не убранный с перронов снег, на обязательные плакаты: «Да здравствует власть Советов», «Смерть буржуям». Снова засыпал и даже проспал проверку документов. «Пусть товарищ отдыхает», — сказал солдат с красной повязкой и с наганом на поясе.
Когда въехали в Область Войска Донского [18] , вагон совсем опустел, юнкера успокоились, перестали изображать большевиков.
— Обратно поедете в классном офицерском вагоне, Леонтий Андреевич, — пообещал Вальковский, — а мы с орудиями и винтовками, со знамёнами впереди.
— Нет, дорогой мой юнкер: я с вами.
— И Миша Бурмин был бы с нами... Я говорил вам, что его мама в сумасшедшем доме? В морге его нашла и начала хохотать... Ничего. Мы до них доберёмся. А кто нас поведёт? Один Корнилов? Многие генералы продались большевикам: Брусилов, Бонч-Бруевич, Каменев...
18
Область Войска Донского — административно-территориальная единица в Российской империи, населённая донскими казаками и управляемая по особому положению. Упразднена в 1920 г.
— Об этом не беспокойтесь. В Новочеркасске генералов много собралось. У них настоящая причина беспокоиться: кем им командовать. Ждут таких, как мы.
Леонтий вновь задремал и проснулся в настоящей России. В такой, какой она всегда была и какой должна и остаться. В той России, которую изобразил её любимый поэт: яркий чистый снег под весёлым утренним солнцем. На станции Новочеркасск, на прибранном почти пустом перроне их встретили несколько настоящих юнкеров — шинели пригнаны, сапоги сверкают, шпоры позвякивают, на погонах вензеля: М или К.
— Господа, поздравляем вас с приездом на православный Дон!
— Благодарим за встречу, господа!
Проходя мимо здания вокзала, Дымников указал Вальковскому на расклеенные на его стенах воззвания:
— Об этом я вам и говорил — генералы ищут солдат.
Генерал Алексеев: «Вступайте в ряды Добровольческой армии [19] ! В поход на предателей и немецких шпионов! За спасение и возрождение Великой России!»
Есаул Чернецов: «Казаки, русские люди! Приходите в мой партизанский отряд, чтобы сражаться против предателей-большевиков, как сражались наши предки — партизаны войны 1812 года!»
19
Добровольческая армия — формировалась с ноября 1917 г. на добровольной основе, позднее комплектование шло за счёт мобилизации. В январе 1918 г. армия насчитывала около 4 тысяч человек, в ноябре — 30—35 тысяч. Действовала совместно с частями Каледина. В октябре 1919 — в марте 1920 г. армия потерпела поражение, её остатки эвакуированы в Крым, где вошли в состав армии П.Н. Врангеля.
«Русские люди! Вступайте в отряд Белого Дьявола! Смерть врагам России и православия!»
Встречавшие объяснили, что «Белый Дьявол» — это казачий охотник Греков, с особой жестокостью расправляющийся с пленными: не расстреливает их, а рубит шашками.
На площади порядок. Даже городовой прогуливается, румяный от мороза, греется, постукивая рукой об руку. В витрине магазина — колбасы, сыры, пирожные... А самое потрясающе прекрасное — отряд юнкеров, вышедший с песней из боковой улицы на площадь:
Гимнастёрки тонные, сапоги фасонные Это юнкера-гвардейцы идут! Эй, песнь моя, любимая! Буль-буль-буль бутылочка Казённого вина. Скачет и мчится лихая батарея, Стальные пушки на солнце блестят! Эй, песнь моя, любимая!..Шагали они особенной юнкерской походкой, выбрасывая руку чуть в сторону: винтовки в положении «на плечо», штыки выравнены, подняты высоко, по-гвардейски; лязгают шпоры в такт чётким шагам. Вот она, истинная Россия.
Из магазина тем временем вышел железнодорожник в шинели и фуражке, хмурый и небритый, с буханкой хлеба в руке, посмотрел вслед юнкерам, сказал со зловещей угрозой:
— Понаехали воевать, мать вашу!.. Кадеты... Всех вас уложим!..
На последние выборы полкового комитета приехал из Петрограда Заботин. Собрались в штабной комнате. Всё было другое, и все были другие. Никаких «здравия желаю», никто не собирался ждать, пока соберутся офицеры и явится сам полковник. В дверях толкотня.