— В общем, да.

— А почему же он так с Совнаркомом себя ведёт?

— Сложное положение на фронте. А ты здесь будешь начальник ЧК?

— Нет, я, знаешь ли, назначен как организатор. Сюда ещё приедут наши люди. Сейчас главная задача — отстоять город. Бели Автономов назначил тебя в моё распоряжение, то давай работать. Мы составляем списки на ликвидацию врагов революции, но возникли бандитские группы, которые под видом красногвардейцев и чекистов грабят население и устраивают самосуд. Я согласовал с Автономовым, и издан приказ расстреливать этих бандитов на месте.

— Мои задачи?

— У нас у всех одна задача — отстоять город. Ночью будешь патрулировать с отрядом, днём — укреплять оборону. Фальшивых чекистов — расстреливать на месте.

— Ты, Ефим, злой стал.

— Это, знаешь ли, Миша, не митинг, а война. Мы в Питере не жалели никого, когда Учредилку разгоняли.

— От Ленина ни шагу?

— Никогда. Мы же с тобой с 1903 большевики. И в тебе я никогда не сомневался.

Линьков тоже никогда не сомневался в своём старом друге — каким был дураком, таким и остался. Вот и брызгает слюной, рассказывая, какие замечательные большевики — рыцари революции Ленин, Троцкий, Дзержинский... И появилась идея.

До вечера Савкин дал ему отдых, и он, конечно, немедленно отправился в госпиталь. Идея обдумывалась по дороге. Над городом, ещё не взятым неприятелем, но уже глядящим разбитыми стёклами, расцветала весна. Солнце тонуло в лужах, во двориках, заваленных мусором и обломками мебели, украдкой выползала зелень, пробивались нетерпеливые листики из набухших почек черешен. На стене госпиталя красный плакат: «Отстроим красный Екатеринодар». Навстречу попался какой-то солдат в шинели и с винтовкой. Знакомое лицо. Дыхнул спиртом X сказал: «Готовим квартиры Корнилову».

Госпиталь не изменился: раненые сидели и бродили в тех же синих халатах, а безрукие и безногие красные не величались от таких же безруких и безногих белых, совсем недавно населявших эти корпуса.

Главный склад Ольги расширили на весь первый этаж — здесь и спальня, и столовая. У двери торчал какой-то мальчишка охранник с винтовкой.

— Занята Ольга Петровна, — сказал он. — Всегда занята. И теперича к высокому начальству собирается. Кое-что отвезти. Понимаешь?

— Передайте ей, что Линьков пришёл. С задания вернулся.

После недолгих переговоров его пустили. Всё сияло солнцем в комнате: и скатерти, и зеркало, и покрывала на креслах, — только сама хозяйка глядела мрачной тучей и посверкивала молниями.

— Миша! — сказала без радости. — Я уж не ждала. Сказали: на задании где-то далеко.

— Кто сказал?

— Там... В штабе.

— О моём задании никто не знал, кроме... Кроме командующего.

— Адъютант намекнул. Или, как там у них, — ординарец.

— И теперь туда собралась?

— Отвезти продукты приказано. Сейчас придёт машина, а ты...

— Ольга... — приходят минуты, когда мужчина вынужден умолять. — Оля, я приду, когда скажешь. Ночью? Утром?

— Сегодня, Миша, не получится, — ответила она, перевязывая какой-то пакет.

— Даже не взглянула. Умеют женщины становиться совершенно чужими с теми, кого ещё чуть ли не вчера задаривали ласками.

— Завтра?

— Может быть, часиков в 12 у меня будет время.

Он — мужчина. Боролся за революцию, воевал, расстреливал, убивал ночами по-разбойничьи, не однажды спасался от, казалось бы, неминуемой смерти. Он и эту профуру прикончит на любой манер. Повернулся и пошёл к двери, не прощаясь. Однако, вспомнив нечто интересное, остановился.

— Видел твоего генерала Маркова, — сказал с радостной злобой. — Обещал всех красных здесь повесить. И тебя не пожалеет.

Уходил удовлетворённый — пусть пострадает там, с Автономовым. И появившаяся по дороге мысль утвердилась…

Вечером Савкин встретил его по-дружески: чай с московским печеньем и булками. Q спирте отозвался неодобрительно: только на задании, перед боем, да и то... И понёс: «Представляешь, какую огромную проблему приходится решать нам, большевикам? Ведь у Маркса нет ничего о социалистической экономике. Нам самим придётся её создавать...»

Линьков с некоторых пор пришёл к выводу, что Маркс не имеет никакого отношения к его жизни. Вот Автономова надо уничтожить, и он это сделает.

— Я долго обдумывал, надо ли рассказать тебе, Ефим, о секретном задании, которое я выполнял, и решил, что перед тобой, истинным большевиком, представителем Москвы, я не имею права скрывать факты измены и предательства. Если б ты не приехал, мне бы пришлось молчать — здесь некому довериться: все ходят под Автономовым и Сорокиным.

— Измена? — насторожился Савкин. — Кто? Говори.