– Дай, пожалуйста, посмотреть, – сохраняя спокойствие, попросила мать.

Отец дерганым движением сунул ей книжицу с листком, вскочил, приложил руки к вискам и задрал лицо, словно обращался к небу за подсказкой. Затем шумно выдохнул, опустил руки и стал расхаживать перед скамейкой слева направо и обратно. Проделав этот путь раз пять, он остановился, резко повернулся и сказал разглядывающей мою писанину матери:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Кажется, да, – не поднимая головы, пробормотала та.

– Но этого просто не может быть!

– Сережа, не волнуйся, у тебя поднимется давление.

– Да какое, к черту… – начал отец на повышенных тонах, но прикусил язык, огляделся и продолжил, понизив голос: – Какое давление, если тут…

– Что конкретно тебя удивляет, – поинтересовалась мать. – То, что наш мальчик вообще заинтересовался математикой, или то, что он за считанные дни нашел решение задачи, над которой больше года бился весь наш отдел?

– Э-э! – запротестовал я, – ничем таким я не заинтересовался! Просто вдруг пришло в голову. Меня вообще-то история интересует. Ну, еще филология – частично.

– После того, что ты только что… – отец замялся, подбирая слово, – учудил… поступаешь на физмат. Однозначно.

– Подожди, подожди… – сказал я. – То есть мое мнение не в счет? Меня как бы и спрашивать не надо?

Отец с раздражением отмахнулся.

– Тут и обсуждать нечего, – сказал он, не глядя на меня, и протянул руку. – Дай-ка еще разок посмотреть.

Мать протянула ему мои записи, он уселся на лавку и опять принялся внимательно все изучать, шевеля при этом губами.

– Нет, ерунда… – через пару минут сказал он. – Че-пу-ха.

– Вот видите! – обрадовался я. – Говорю же, мое призвание – гуманитарка. Мне эта вся ваша физика, знаете, до какого места.

Видимо, отец на сей раз решил не тратить на меня силы. Он не просто промолчал, но даже не стал отмахиваться – просто поморщился и отвернулся.

– Это ведь нобелевка, не меньше… – Он растерянно посмотрел на мать, а та пожала плечами.

– С учетом темы… – начала она и тоже замялась, подбирая слова, – вряд ли это возможно.

– Да я ж так, ну, фигурально, просто обозначить уровень… Конечно, все нужно тщательнейшим образом проверить и перепроверить. Но и без того понятно, что решение необычное, и в то же время простое, изящное, и… и непонятно, как до этого никто не додумался раньше.

– Ни фига себе, фигурально! – вскинулся я. – А если премии не будет, то на фига мне вся эта ваша хиромантия!

– Какая еще хиромантия?

Отец снял очки и принялся протирать платочком стекла.

– Ну, физика.

Отец прекратил протирать стекла, посмотрел на меня строго.

– Пойми, Саша… Если человек способен решать задачи такого уровня, с его стороны будет просто преступным не обратить свои способности на пользу…

– Да чего там сложного, – рассеянно сказал я, думая, что правильно рассчитать параметры ведущего на волю подкопа, который мы с Викентьичем начали рыть недавно, куда сложнее, чем найти несоответствия в каких-то никчемных формулах. Надо ведь было рассчитать все таким образом, чтобы нас не завалило землей, плюс еще учесть множество существенных мелочей.

– Кстати, ты рассказывал кому-нибудь о своих неожиданно проявившихся способностях? – вдруг спросил отец.

– Ага, – сказал я, – как же. Ищи дурака. Чтобы эти, – я мотнул головой в сторону приютившего меня заведения, – вскрыли мне черепную коробку и капали туда физраствор?

– А физраствор-то зачем? – не понял отец.

– Сережа! – встряла мать. – Мальчик тоже фигурально, понимать же надо. Он просто имеет в виду, что лишние проблемы ему ни к чему. Очень грамотная, между прочим, позиция. Сначала надо все хорошенько обдумать; а заявить о своих неожиданно открывшихся способностях никогда не поздно.

– Ну… в общем, да, – подумав, согласился отец.

– Ты сказал, что хочешь есть, – вспомнила мать, то ли озаботившись, то ли просто в надежде вернуть отца в действительность. – Тебе не хватает еды?

– Ничего себе, не хватает… – пробормотал отец, не в силах оторваться от своих формул, – в такого коня за время нашего отсутствия превратился… Я когда его увидел, просто глазам не поверил.

– Это я еще похудел, – похвастался я. – Кило десять скинул, не меньше.

– Господи, до чего по-дурацки все вышло… – тихо сказала мать, – лучше бы мы не уезжали. Но ведь это была обычная служебная командировка. Кто же мог подумать, что пока мы работаем, ты тут…

– Ма, ну о чем ты, – бодро сказал я, вертя головой по сторонам. Что-то я нигде не видел Викентьича и это меня слегка беспокоило. – Вот же я, живой и здоровый, чего и другим желаю.

Мать посмотрела на часы, вздохнула.

– Саш, извини, но нам с отцом…

– Конечно-конечно! – радостно сказал я. Потом спохватился и украсил физиономию грустной гримасой. – То есть, жаль, конечно.

– Мы и так едва смогли пробить посещение, – с трудом оторвавшись от формул, пояснил отец. – Пришлось задействовать все наши связи.