— Хильда, а мне здесь в самом деле нравится. Домик будто специально создан для приятного уик-энда.

— Удо, вы недооцениваете мою любовь к удовольствиям. Мне мало только уик-энда.

— Черт возьми, это что-то новое! Такой вы мне нравитесь еще больше, моя прекрасная фрейлейн!

Хильда подходит к нему полти вплотную и заглядывает в глаза:

— Предупреждаю вас, я пробуду здесь неделю, месяц — пока все не закончится.

— А как насчет небольшого аванса?

Но прежде, чем он успевает обнять ее, она проворно отскакивает в сторону и с привычной деловитостью начинает заниматься распаковкой вещей:

— Удо, для отдыха в вашем понимании время еще ке пришло. К тому же мы не имеем на это права. Вермахт рвется к Москве. Вы знаете, каких я жду сведений.

— Я знаю, как вы меня гоняете с самого начала русской кампании, моя дорогая. Но почему мы не можем совместить приятное с полезным?

— Что может быть сейчас более полезным, чем нужная информация?

Хильда искренне хочет внести свой вклад в дело защиты Советского Союза. А у нее уже в течение нескольких недель связаны руки. После нападения на Советский Союз, которого она ждала, опасалась и которое ее тем по менее чрезвычайно напугало, связь с Центром прервалась. Она приложила максимум усилий, чтобы в тяжелейших условиях восстановить этот контакт. Она еще старательнее собирает сведения и ищет возможность переправить их дальше. Каждая сводка о победе или специальное сообщение верховного командования вермахта подстегивают ее. Но она старается не показывать свое волнение перед другими.

Левитцов рассержен. Он не знает, восхищаться ли ему этой женщиной или, как мужчине, чувствовать себя уязвленным тем, что она так настойчиво дает ему отпор. Может, ему следует быть таким же последовательным, как она? Он знает, что никогда не сможет измениться, даже в угоду ей. Что же касается большого дела, которому они оба служат — правда, она никогда не говорит об этом, только действует, — то она требует от него фактов, сведений, цифр, информации. Все больше и больше.

— Знаете ли вы, железная женщина, что происходит в берлинском обществе?

— Могу представить. К счастью, в священных стенах нашей конторы по крайней мере прекратились ночные увеселения.

— К счастью для кого?

— В том числе и для вас, господин советник!

— Вот еще! Мне это доставляет удовольствие. Словно во Франции дореволюционных времен. Тост, который чаще всего провозглашают в берлинском обществе: «После нас хоть потоп!»

— И вы поехали со мной в Гревенитц, потому что рассчитывали провести выходной под этим лозунгом?

— Я знаю, зачем мы сюда приехали. Меня уже тошнит от этого! Простите, Хильда. Поездка сюда, тихая деревенская гостиница, уютные комнаты, ваша близость. Чего же вы еще от меня ждали?

— Сведении из Будапешта.

— В средние века женщин, подобных вам, сжигали на кострах как колдуний или причисляли к святым. — Господину фон Левитцову нужно несколько минут, чтобы восстановить внутреннее равновесие.

Хильда одаривает его очаровательной улыбкой. Она раскрывает свой саквояж, достает бутылку вина:

— Садитесь, Удо, давайте выпьем по глотку!

— Чтобы отбить у меня аппетит к тушеной капусте или священному фимиаму?

— Это настоящий токай!

— Токай из стаканчиков для чистки зубов. Это экстравагантно, но мне нравится. — Он поднимает свой стакан и словно преображается от выпитого вина: — О’кей, Хильда, вы победили. Токай превосходный. Давайте пока вернемся к Венгрии.

— Какие изменения в группе армий «Юг»?

— В самом начале похода на Россию на южном фланге выступили шестая, одиннадцатая и семнадцатая немецкие армии, третья и четвертая румынские армии, первая танковая группа и только один венгерский корпус. Но, правда, теперь адмирал Хорти под давлением ставки фюрера согласился на приведение в боевую готовность еще и других венгерских дивизий.

— Нам нужны точные данные о численности танковых и моторизованных частей. Предоставят ли балканские союзники авиацию для поддержки? Какую? Сколько? Как осуществляется переход на выпуск военной продукции на румынских предприятиях? Начальник венгерского генерального штаба генерал Верт вел переговоры с немецким генеральным штабом. О чем?

— Но переговоры велись с соблюдением строжайшей секретности. Хильда, как вы о них узнали?

— Частично в переговорах принимал участие представитель Риббентропа. Но это я знаю неточно.

— Мне удалось заглянуть в протокол.

— Отлично, Удо. Я слушаю.

— Не знаю, иногда у меня такое чувство, что вы прекрасно обошлись бы и без моих сведений!

— Вы требуете для себя исключительного права? Но вы же не новичок. Только многочисленная информация из многих источников позволяет составить полную картину. Это вы знаете не хуже меня.

— Да-да. Вы умная женщина, Хильда, н не только умная.

— Осторожно! Вспомните средние века!

— Я неоднократно задавал себе вопрос, почему вы одиноки.

— Вы так думаете? Я что, похожа на существо среднего рода? Или на человека из реторты, на гомункулуса?

— Так, значит, мужчина все-таки был?

— Почему же «был»? А если он и сейчас есть?

Левитцов берет бутылку токая, наливает, протягивает один стакан Хильде:

— Я пью за женщину, которая остается для меня загадкой. Мы знакомы почти десять лет, а меня не покидает чувство, что настоящей Хильды Гёбель я так и не знаю.