Вышел из подвальной каморки, заглянул к следующей пленнице.

Галину Георгиевну трясло мелкой дрожью, лицо опухло от слез. Диск продолжал крутиться, бесконечно повторял и повторял ее же слова.

Выключить терзающий женщину голос? Сорвать с глаз повязку? Поработать теперь с ней? Увидеть ее раскаяние, отчаяние, страх?

Но настроения общаться с бывшей нянькой не было. И он просто захлопнул дверь.

На сердце паршиво.

Томский ждал от себя упоения местью. Не сомневался: когда эти двое окажутся в его руках, его накроет сумасшедшим восторгом.

Однако пока одолевала лишь усталость. И обида. Да, враги страдали. Но ему легче совсем не становилось.

Томский вышел из подвала, поднялся в дом.

Настенька увидела его окровавленную одежду, прикусила в страхе губу, но, умница, промолчала.

Боевой подруги Михаил не стеснялся – разделся догола прямо при ней. Бросил одежду на пол, велел:

– Сложи все в мешок, потом вывезем.

В спальне натянул чистое.

В окно косыми солнечными лучами стучался прелестный весенний закат.

– Прогуляюсь, – коротко бросил Томский Насте.

Заброшенную ферму в горах Альпухаррас они (по легенде – супруги) купили недавно. Испанский риелтор не скрывал радости, что сбывает с рук ветхое, с прогнившей крышей строение. Лепетал бессвязно:

– Прекрасное место! Исключительный воздух! В трех километрах деревня! Отремонтируете, освоитесь. Будете свиней разводить, хамон делать!

Риелтор, по счастью, так спешил сбыть с рук безнадежный объект, что не стал интересоваться: с чего вдруг двум явно не бедным россиянам забиваться в несусветную испанскую глушь?

Не слишком любопытным оказался и народ в ближайшей деревеньке. Здоровались, поглядывали с интересом, но с разговорами не лезли, хотя Настенька и лопотала весьма бегло на языке Сервантеса. А «безъязыкому» Томскому только кивали:

– Buenos dias!

…Но сегодня, когда он быстро, почти бегом спустился в селеньице, вместо равнодушно-приветливых встретили его исключительно мрачные взгляды. Мясник в ответ на «добрый вечер» взглянул пристально, подозрительно. Безобидные алкаши, курившие на пороге бара, сразу отвернулись, втоптали в пыль сигареты, ушли внутрь.

Но больше всего испугала стайка школьников. Очень испанские – носатые, черноволосые, расхлябанные, – они шли впереди. Постоянно на него оглядывались. И почему-то говорили по-русски:

– Вот он, буржуй. Благодетель. Пришел спасать нас. Придурок!

И все мешалось в голове: то ли весна в Испании сейчас, то ли подмосковная зима. То ли он на ферму возвращается, то ли с Кнопкой – совсем юной, испуганной – ведет ее подопечных детдомовцев в поход.

– Иди ты в одно место со своими подарками. Не нужно нам ничего! – Голоса детей звучали все громче, забивали гвоздики в мозг.

Томский растерянно оглянулся.

Теперь и пейзаж вокруг – гротесковый, странный. Беленый испанский домик, а рядом – почерневшая от времени изба. С вершины кривой, наполовину засохшей березы гикает ворона. За одним из оконцев хвалится розовыми боками хамон, за другим – почему-то пластмассовая елка, украшена дешевой гирляндочкой.

Михаил поспешно повернулся, оставил позади странный, слившийся воедино мир. Прошлое и будущее. Правду и вымысел.

Побежал вверх – на ферму, в свой новый дом.

Слева вдруг мелькнул – он от удивления заморгал – кусочек Тверского бульвара. Выше, на горе, засветились огни – точно как на Монмартре. Справа засверкали миллионами искр фонтаны Белладжио из Лас-Вегаса.

Сжал голову руками, твердил себе: «Чушь! Мираж!»

Бог, что ли, старается его пленников защитить? Лишить его разума, чтобы он забыл о них, отступился?!

Нет.

Томский доведет свою месть до конца.

В дом даже не зашел – сразу отправился в подвал.

Севка как раз успел очнуться.

– Миша, МИШЕНЬКА! Ну не хотел я их убивать!!! – из последних сил орал друг.

Томский отшвырнул нож – если не взять себя в руки, он прикончит его сейчас, не выдержит.

А добивать пока рано. Нужно прежде узнать.

Томский изо всех сил врезал кулаком жертве под дых, выкрикнул:

– А что ты тогда хотел?!

– Просто… просто испугать тебя, – блеял Сева. – Ну… и деньги… Я жесткую команду дал: как только бабки у меня окажутся, сразу твоих жену с дочкой выпустить… И предупреждал, чтобы все аккуратно, не нервировать, что у Кнопки сердце больное. Жорка поклялся. Он тоже не убийца. Обычный парень. И на мокруху подписываться не хотел. Так получилось…