Внезапно на экране взорвалась бомба или ракета, осколки которой разлетелись во всех направлениях, и вид на происходящее на несколько секунд потемнел. Тем не менее, было страшно, так как наступила гробовая тишина. Я даже не слышала собственное дыхание, потому что задержала воздух, пока не увидела то, что произошло дальше. Пыль улеглась, и ужас продолжился. Везде лежали мертвые среди руин. Несколько фигур с оружием наготове двигались через местность впереди. Это должно быть были люди, которые были ответственны за взрыв. За одним из домов с разрушенными стенами полз выживший. Приложив усилия, он поднялся, он был ранен. С поднятыми руками и спотыкаясь, он вышел из своего укрытия, но был хладнокровно застрелен одним из вооруженных.

Я подавила крик, но это уже произошло. Точнее: это произошло бы. Здесь, в Париже. И таким образом настоящее время, каким я его знала, из-за этого становилось совсем другим. Картинка в зеркале пришла в движение, казалось, опускалась завеса. Затем она все больше размывалась, пока, наконец, ничего нельзя было различить, только полуслепая, серебряная поверхность зеркала.

— Теперь ты знаешь, — сказала Эсперанса.

— Но я совсем ничего не знаю, — в шоке возразила я. — Какое событие надо предотвратить, чтобы этого не произошло? Ты должна мне сказать, что я должна сделать.

— Только свободный дух может принять правильное решение, — Эсперанса снова накрыла зеркало простыней. В падающем солнечном свете ее лицо выглядело как полупрозрачный пергамент. Внезапно она повернула голову, как будто что-то услышала.

— Теперь тебе надо идти. Не разговаривай об этом ни с кем, — она схватила меня за руку и потащила обратно в магазин. Я сопротивлялась и задавала очередные вопросы, но она неотступно вытолкнула меня. Едва я оказалась стоящей на улице, сначала закрылась внутренняя дверь, а затем весь магазин, когда задвинули задвижку. Я постучала пару раз, но никто не отозвался. Меня наполнили страх и неуверенность, и я осмотрелась в поисках Филиппа. Парфюмер тоже закрыл свой магазин, по-видимому, у него пропало настроение ругаться.

Сзади на мое плечо легла рука, в ужасе я развернулась. Передо мной стоял Филипп.

— Вот ты где, — с облегчением произнес он. — Я искал тебя. Где ты была все время?

— Позаботилась о паре вещей, — я показала на мешок, который поставила рядом с собой.

— Давай я понесу, — он поднял мешок и повесил его на плечо. — Там же целая куча вещей внутри. Где ты взяла столько так быстро?

— Ну, в магазине там. Он был только что еще открыт.

— Неужели? Странно. В последнее время я здесь часто прохожу мимо, но там всегда закрыто и забито. Так же, как и сейчас.

Я открыла рот, чтобы ему все объяснить, но вспомнила о предостережении Эсперансы ни с кем об этом не говорить.

— Я не могу тебе сказать, — объяснила я.

— Ясно. Запрет, не так ли?

Я просто кивнула. У меня громко заурчало в животе. Это из-за стресса, который оказал на меня такое сильное влияние - буквально. Мне следовало спросить Эсперансу, был ли у нее там туалет.

— До Гастона еще далеко? — спросила я.

— Четверть часа самое большее.

Столько я еще могла потерпеть, при условии, что ничего решающего не произойдет. Гастон привел бы меня сразу же к Себастиано, и потом все было бы в шоколаде. В обществе Себастиано я была бы абсолютно стрессоустойчива. Пока что лучшим способом отвлечься было на захватывающую историю отношений.

— А что вообще с Сесиль и этим парфюмированным шелковым фраком? — спросила я Филиппа, продолжая идти. — Почему ты хочешь его убить? И почему они живут раздельно? Или скорее: почему она вообще вышла за него замуж? Наверняка не по любви, или как?

Филипп презрительно фыркнул.

— Конечно, она вышла за этого кретина не по любви. Разве он похож на человека, которого можно любить?

— Может, у него богатый внутренний мир?

— Ну да. Золотое сердце. — Это прозвучало раздраженно.

— Значит, она вышла за него замуж из-за денег?

— Конечно. Ну, по какой другой причине столь прекрасная и талантливая женщина должна выходить замуж за такого низменного человека, как Баптист?

— Его так зовут? Значит, они не сошлись характерами, не так ли? Погоди, дай я угадаю. Он старый скряга.

— Если бы только это! Он требовал от нее таких вещей!

— Каких вещей?

Филипп кашлянул.

— Ты появилась из далекого будущего и без сомнения опережаешь меня по количеству знаний, но, тем не менее, ты еще практически ребенок. Я не могу говорить с тобой об этом. — Его уши налились краской.

— Ох, — теперь мне действительно стало интересно. — Я только выгляжу такой юной. На самом деле я взрослая. Ты можешь спокойно рассказать мне, я выдержу.

— Такой приличной юной девушке я не буду рассказывать об извращенном поведении этого человека. — Это прозвучало решительно, мне не удастся его переубедить.

— Она не может развестись с ним?— спросила я.

— Она бы непременно это сделала. К сожалению, без согласия церкви это полностью исключено, к тому же такое особое разрешение на расторжение брака стоит дорого. Но хуже всего то, что Баптист превращает ее жизнь в ад. Он даже оклеветал ее перед инквизицией, назвав ведьмой.