Я не замечала, чтобы кто-нибудь рвал на себе волосы, но действительно, беспокойство легким ветерком пробежало в толпе: я не знала, что время страстей еще не наступило.

Гипноз неуклонно шел первым. «Вот так выигрывают! — с торжеством думала я. — Так и она выиграла! Надо иметь интуицию. Вот Дима ничего в лошадях не смыслит, ему что битюг, что рысак… Но Дима творческий человек. У него интуиция. И пожалуйста… Это потому, что талант — он всегда талант. Даже на ипподроме».

Занятая такими мыслями, я запоздало заметила, что все переменилось. Только что сравнительно спокойные, нешумные зрители в какое-то решительное мгновение словно переродились, казалось, они именно для этой минуты приберегали свои эмоции.

Все бурлило, кипело, бушевало вокруг…

Толпа спазматически колыхалась, следуя движению фаворитов, из общего шума чаще всего вырывалось слово: «Обходит!»

В данный момент оно относилось к не замеченному мной ранее высокому мышастому коню, на спине которого совершенно распластался такой маленький, худенький человечек, что его вроде бы и вовсе не было, а конь летел сам по себе с какой-то полосатой тряпочкой в седле. Вот он опередил на полукруге Гипноза… И в это мгновение зазвенел колокол, оглушительный, как на пожарных дрогах. Мышастый с разбегу промахнул финиш, тряпочка зашевелилась, худенький старичок в полосатом камзоле соскочил с коня — словно пушинка слетела — и полез на вышку.

— Сизов! Сизов! Алмаз! — надрывались вокруг. — Сизов, браво! Спасибо, старик! Не подкачал!..

Жокей привычно смотрел сверху на бесновавшуюся публику, потом сдернул полосатый картуз и вяло помахал им. Лысая его голова удивительно контрастировала с мальчишеской фигурой…

— А ведь ему много за сорок, — сказал кто-то за моей спиной.

Я обернулась. Говорил пожилой, дородный человек в коротком пальто с обезьяньим воротником шалью. Его с почтением слушали вокруг.

— Помню, лет пятнадцать назад Сизов отличился на Чародейке — была такая двухлетка, каряя. Скаковой класс, доложу вам…

Дальше я не слыхала, толпа отодвинула говорившего в сторону. Начинался новый заезд, новая шестерка коней, снова бега.

«Сизов… Лет пятнадцать назад…» — повторяла я, не в силах оторваться от этих слов и страшно жалея, что не вгляделась в Сизова получше, как будто на лице старого жокея могла прочесть тайну, ради которой я оказалась тут. Но все же мне запомнилось его маленькое, морщинистое не то от лет, не то от ветра лицо, которому придавали что-то крысиное острый нос и маленькие, широко расставленные глаза.

Я уловила что-то необычное, подчеркнутое в восторгах любителей. И спросила своего соседа, юношу, который никак не мог привести в неподвижность свои ладони:

— Сизов, видно, любимец публики?

— Да, конечно. И кроме того, он ведь вернулся после длительного отсутствия.

— Отсутствия? Откуда?

— Из какой-то заграницы.

Я совсем забыла Диму с его неудачей, следовало бы его найти и утешить. Впрочем, притиснутая к самому ограждению снова напрягшейся в ожидании следующего заезда толпой, я уже не могла двинуться.

В программе фамилия Сизова больше не фигурировала, и мой интерес к бегам почему-то остыл. «Сизов… лет пятнадцать назад… заграница… Неужели так сразу именно он? — раздумывала я. — Во всяком случае, он может помнить… Ведь это же был выдающийся случай! Как же не запомнить! Но если он знал тогда, почему выжидал столько лет? А если он не имеет отношения к делу, то, во всяком случае, может сказать, кто еще знал о выигрыше, о судьбе госпожи Т…

А вдруг это вовсе не Тилле? Мало ли госпож Т. было в Петербурге. Вся эта затея мне вдруг показалась до детскости несерьезной. Я вообразила себе ее бесславный конец и мое возвращение с позором…

— Ты видишь: под номером семь каурая кобылка, серо-красный наездник — вон, узелком сжался? — услышала я знакомый шепот. Димка жарко дышал в мое ухо. — Я на нее поставил, это знаменитая Жаклин! Обрати внимание на экстерьер!

— Остановись, Овидий! — в голос воскликнула я, и соседи повернули ко мне изумленные лица.

— Облачность переменная — это хорошо… Ветер умеренный — это плохо… Скаковой круг легкий, — бормотал Овидий как безумный.

Лошади между тем описали полкруга…

— Обходит! Обходит! — заорал Дима, и я поняла, что он «гибнет в пучине азарта», Жаклин летела, как серебряная стрела с серо-красным узелком на хребте.

Вдруг что-то случилось: Жаклин заскакала.

«Сбоила!» — закричали справа и слева такими голосами, словно наступил конец света. «Сбоила!» — убито прошептал Овидий и зашатался. Я взяла его под руку и стала пробиваться к выходу.

— Полголовы, полголовы! — в отчаянии кричал Овидий.

— Ну что ты так убиваешься! — говорила я. — Подумаешь, «сбоила»! Со всяким может случиться.

Никто не обращал на нас внимания, счастливцы осаждали кассы, неудачники, крупно бранясь, проклинали какую-то Суету.