– В таком случае помоги и мне понять. Ты предан Америке, хорошо. Но какова тогда позиция Готорн и ЦРУ?

– Они заблуждаются.

– Почему ты не можешь им все объяснить?

– Объяснил, если бы мог, но я не философ и не политик и не умею произносить речи. Я человек действия и поступаю так, как считаю правильным.

– Не ты ли говорил, что Авилар несет ответственность за твое похищение?

– Я говорил, что дворец подвергся атаке, и стоило предположить, что винить нужно повстанцев.

– Но Авилара ты не винишь.

– Я его никогда не видел. – Он покачал головой и отвел взгляд. – Мы уже это обсуждали, Сидни. Неужели нужно начинать все сначала?

– Кто-то схватил тебя и разлучил со мной на целых полгода. Мне нужно точно знать, кто это сделал. Я заслуживаю ответа.

– А если я не знаю, что сказать?

– Тогда найдем ответ вместе. Расскажи, что случилось, когда тебя захватили в заложники. Не пропускай ни единой мелочи.

– Меня оглушили электрошокером, надели мешок на голову, и все вокруг почернело. Очнулся я, лежа на земле. Лодыжки и запястья были связаны толстой веревкой, причем запястья не за спиной, а на груди. Я сорвал с головы мешок. Хотелось вскочить и бежать, но я едва мог пошевелиться, мышцы затекли. На то, чтобы принять сидячее положение, ушли все силы.

Раньше, рассказывая Сидни о заточении, Ник придавал случившемуся оттенок неудачной военной кампании. На этот раз все было по-другому. В его голосе слышались боль и гнев.

– Они забрали мою одежду и обувь, раздели до нижнего белья и идентификационного солдатского жетона. У меня пересохло во рту, язык распух. Не было даже слюны, чтобы облизать губы. Я пытался попросить воды, но издал лишь страшный каркающий звук. Один из мужчин сжалился надо мной и пинком послал в мою сторону пластиковую бутылку. Зубами открутив пробку, я стал пить. Никогда еще вода не имела такой чертовски приятный вкус. С тех пор никакого добра я от них не видел.

На глаза Сидни навернулись слезы гнева, она поспешно смахнула их. Ника мучили.

– Когда ты догадался, что в твоем похищении виноват Авилар?

– Я никогда не утверждал, что это он, не знал, захватили меня повстанцы или кто-то, кто работает на Хуртадо. Они хотели выведать информацию и сильно меня избивали. Впоследствии доктора сказали, что у меня двойной вывих плеча. Болело все тело, я был грязный, вонючий, голодный. Потом мои мучители смягчились, и ситуация стала налаживаться.

– С тобой был старик, которого звали Эстебан.

– Меня содержали в лагере, именно тогда я и встретил Авилара.

– Он предводитель всех повстанцев?

– Имеется несколько группировок, его самая крупная, лучше всего вооруженная и самая мощная. Мигель Авилар из богатой семьи, все члены которой покинули Тикуанну, он учился в колледже. При встрече он извинился за дурное обращение со мной и объявил, что не несет за это ответственность.

– И ты поверил.

– Не сразу. Сначала решил, что это очередной хитрый ход, чтобы выудить информацию.

– Что заставило тебя изменить мнение?

– С ним была Елена. Она приняла на себя бразды правления и велела, чтобы меня вернули в президентский дворец. Насколько мне известно, она ни разу мне не солгала.

Сидни раскаялась в неподобающих мыслях касательно Елены.

– Она спасла тебе жизнь.

– Но не потому, что она святая. Предполагаемый спасенный американский гражданин выставил бы Хуртадо героем. И Елена заполучила больше рычагов для достижения своих политических целей.

– Раз Елена выступает заодно с Авиларом, значит, Хуртадо им враг.

– Он жаден и жесток, как любой диктатор, но идея разработки нефтяных месторождений, сулящая многомиллионные прибыли, придумана не им. Кто-то другой дергает за ниточки.

– О боже, Ник. Не думаешь же ты, что за твоим похищением стоит ЦРУ? Чего они хотели этим добиться?

– Не знаю.

– Надеюсь, ты не станешь винить во всем злобную нефтяную фирму. На этих людей я работаю. «Техасский тритон» печется об интересах общества и охране окружающей среды.

– Можешь ли ты сказать то же самое о своих конкурентах?

– Об этих ничтожествах? Точно нет.

– Итак, мы снова оказались там, с чего начали. Как все запутанно.

Хотя они ничего не решили, Сидни почувствовала себя гораздо лучше. По крайней мере, Ник не отказался с ней поговорить.

– Продолжай. Скажи это.

– Сказать что?

– То, что я тебе говорила.

Схватив за запястье, он притянул ее к себе. Сидни почувствовала его тепло, согревшее кожу. Не в силах сопротивляться, она прижалась к нему и, приложив ухо к его груди, стала вслушиваться в размеренное биение сердца. Пульс тут же настроился на его волну.