Ибо в России и даже в Англии не всегда верят тому, что говорят в цирках или на сценах, а желают удостовериться сами. А многие думают о себе, что они сильнее, чем есть на самом деле. Как говорят здесь — вы это называете сленгом, не так ли? — «они дурят себя». Гак, когда не очень сильные люди подходят к всамделишно тяжелым гирям и пробуют их поднять, порвать очень крепкие цепи или согнуть железные прутья из жесткого металла — ну, это взаправду очень весёлое зрелище. И здесь, в этом первом моём цирке, можно было увидеть эти сметные, комичные дела. Замечательно! Я наслаждался всем этим. Но отец мой не выглядел комично. Он поднимал гири выше, чем это делали другие, а также заметно сгибал прутья. Только цепей он не мог разорвать. Но, возможно, и это бы ему удалось сделать, потрать он немного больше времени на свои попытки. Ведь мой отец был действительно силён. как я уже рассказывал, это так.

После окончания соревнования силачей цирк ненадолго закрылся перед очередным представлением для новой публики, в точности как в Англии это делается в мюзик-холлах, только большее количество раз: может, восемь, а может, все девять раз вдень. Я хотел остаться и войти снова, но отец сказал: «Нет. Ты хорошо развлёкся, сын мой, и я тоже. Сейчас мы пойдём дальше, пройдёмся ещё по городу, затем отправимся засветло домой».

Итак, нехотя оставил я цирк за спиной. Но в голове моей все мысли были только о нём и ни о чём другом. Что говорил отец, не помню, ибо невозможно очень много думать об одном и одновременно обращать внимание на другие вещи. А я мог думать только о цирке. Это единственное, что интересовало меня. Я хотел не просто снова попасть туда, я хотел быть с цирком, я хотел быть цирковым. Как никогда сильно я чувствовал зов этой чудесной жизни, разливающийся по моим венам.

Вскоре мы дошли до места, вернулись на постоялый двор, где были размещены наша лошадь и наша телега, и собрались ехать домой. Но перед отъездом мы сели и сытно поели, так как к тому времени сильно проголодались. После мы немного посидели у огня, отец потягивал любимый напиток, а я смотрел на огонь. Но перед глазами у меня был цирк. И пока я смотрел на творение своего воображения, ко мне пришла дерзкая мысль: настолько дерзкая, что я испугался, что отец услышит громкое биение моего сердца и встревожится. «Да, — сказал я себе, — я сделаю это!» И, отпросившись у отца, вышел из комнаты.

Оставив отца в столовой постоялого двора, удобно сидящим у теплого камина, я думал только об одном: так или иначе попасть снова в цирк и увидеть чудесных артистов. О последствиях этих действий я нисколько не думал. Всё, о чем тогда помышлял, сводилось к удовольствию от принятого решения и желанию его выполнить.

За воротами постоялого двора, признаюсь, я поколебался, но только на мгновение. Очень быстро храбрость вернулась ко мне, и я помчался к цирку, ускоряя бег, стараясь скрыться из виду до того, как меня спохватятся. Примчавшись, я снова оказался возле цирка и увидел людей, входивших в шатер. Заняв место в этой толпе, я заплатил из своих карманных денег требуемую за вход сумму и весь в волнении прошёл через дверь, чтобы увидеть то чудо, которое подтолкнул о меня к непослушанию.

Как только представление началось, все мысли о том, что мне будет, когда снова встречусь с отцом, быстро улетучились. Зрелище захватило меня настолько, что я забыл и думать ещё о чём-либо ином, ну вы в состоянии это представить. Сначала циркачи показали один номер, потом другой.

Все было так же блестяще, как и раньше, и я увидел ещё несколько новых трюков. Не всегда, надо вам знать, артисты делают одно и то же, конечно, если это не какой-то гвоздь программы, про который зазывалы рассказывают на улице, чтобы привлечь побольше зрителей.

Представление закончилось по моим ощущениям очень быстро, а другого в этот день больше не планировалось — о чём сообщил шпрехшталмейстер, так как время было уже довольно позднее. Люди встали со своих мест и начали расходиться по домам. Тут я задумался, что же мне делать. Отец, предположил я, станет меня искать, а мне не очень хотелось с ним видеться, ибо он, конечно же, будет страшно злиться. То, что я и в самом деле очень боялся, вы сами, надеюсь, можете догадаться.

От этих горьких мыслей пришло неожиданное решение: если удастся, лучше всего остаться на ночь в цирке. Намного лучше, чем выйти на улицу и встретиться с отцом или, того хуже, отвечать какому-нибудь полицейскому, почему это я, чужак в незнакомом городе, так поздно гуляю. Ибо, должен вам доложить, полиция быстро бы об этом узнала. В России знают намного больше, чем такие пустяки. Российская полиция на самом деле знает очень много о том, что её интересует. Вы, возможно, когда- то читали об этом.

Но как незаметно остаться в цирке? Чувствовал, это будет очень трудно сделать. Тем не менее, раз эта мысль уже пришла мне в голову, я знал, что ничего лучшего сделать нельзя, так что как-то нужно что-нибудь придумать. Я догадывался: наверняка есть много местечек, где можно спрятаться. Но, что бы я ни задумал, это надо делать быстро, так как цирк на глазах пустел.

Итак, с почти созревшим в голове планом, двинулся туда, где стояли большие деревянные ящики, делая вид, что ищу своего отца. (Как же я был рад, что его тут на самом деле не было). Мало кто обращал на меня внимание, и вскоре я добрался до намеченного места. И там. возле этих ящиков, остановился и огляделся. Не так уж много людей к тому времени оставалось в цирке, где погасили почти все огни.

Приметив, что на меня никто не смотрит, я проскользнул за ящики и сел там, не вполне представляя себе, что делать дальше. Там я и находился, когда внезапно послышались голоса. Они приближались. Заглянув за угол ящика, чтобы рассмотреть, что происходит, я пришёл в ужас, увидев двух цирковых служащих, которые шли с фонарями, проверяя, всё ли в порядке в цирке перед наступлением ночи. Все лампы, скажу я вам, к тому времени погасили, и в цирке стало темно. Если бы меня обнаружили, мне было бы нечего сказать в оправдание. Я взаправду очень боялся. Да, в самом деле, я был напуган, и не думаю, что вы меня осудите за это.