Шрифт:
Сдернул с нее передник, принялся расстегивать пуговицы на комбинезоне.
«Здесь? Сейчас? – подумала Вера. – О ужас… До чего я докатилась!»
У молодой женщины возникло ощущение, будто она прыгнула с самолета, а парашют надеть забыла. Впереди еще несколько минут стремительного падения, а потом сила притяжения размажет Веру по земле так, что даже косточек не собрать. И – мгновенная смерть, конец всему.
«Но зачем умирать покорной, перепуганной, с зажмуренными глазами? – тут же всплыла в сознании новая мысль. – Можно, например, открыть глаза, посмотреть, что там вокруг, как красива земля с высоты. Даже больше – а что, если набраться храбрости и поймать поток воздуха, скользить вместе с ним, поворачиваясь в причудливых виражах…»
Вера открыла глаза, еще сильнее обняла Льва, крепче прижалась губами к его губам.
Раньше, например, она со страхом и неприязнью думала о мужчинах высоких, крупных, атлетического сложения. Ей казалось, что, вздумай она заняться с ними любовью – они раздавят ее, расплющат тяжестью своего тела. Разорвут изнутри. И только Кирилл, муж, – сухонький, компактный, легкий – не способен причинить ей вреда.
Все оказалась иначе.
Лев, обнаженный, лежа рядом – совсем не показался молодой женщине огромным страшным дядькой. Скорее – равным ей, соразмерным. Вера, когда обнимала его за плечи, стискивала пальцами его спину, чувствовала под ладонями теплый, гладкий, мощный торс. Но никто не давил и не плющил ее, как предполагалось раньше, наоборот, она сама, оказывается, могла легко управлять всей этой мощью, мужской статью…
И вообще, она не падает. Она не разобьется, не погибнет. Она умеет летать, оказывается.
Не стихия владеет ею, а она, Вера, командует стихией, оседлав ее, подобно амазонке, сама решает, куда повернуть, как перевернуться в потоке влажного, горячего воздуха. Хочет – стремительно взлетит к солнцу, хочет – полетит над бескрайними полями, далеко, далеко.
Она в своих руках держит целый мир. Она – хозяйка ему. И он не разорвет ее, если Вера вздумает впустить этот мир в себя. Наоборот, он займет то самое, единственное место – внутри ее. Чуть ближе. Еще ближе. Здесь.
– А… а… ай! – содрогаясь, одними губами произнесла Вера. И, сразу обессилев, опустилась, пылающей щекой прижалась к груди Льва. Стук его сердца – прямо в ухо – оглушительный, словно барабанная дробь, затем затихающий, принимающий привычный ритм.
«Вот это да!» – ошеломленно подумала она.
Тишина. Долгая, долгая, почти бесконечная. Лишь усилием воли Вера заставила себя выйти из этого полуобморочного состояния.
– Ты куда?
– Пора.
– Вера… – Он перехватил ее за руку, притянул к себе.
Было непривычно видеть его лицо вблизи, его светлые, длинные ресницы, серо-голубые глаза… Лев смотрел на Веру с таким обожанием и восхищением, что ей даже немного не по себе стало.
– Погоди.
– Нет, потом, потом. Пусти же… – Она засмеялась, поцеловала его.
…Как она приводила себя в порядок в ванной, как одевалась, – Вера не запомнила.
Выскочила из номера в коридор, пулей улетела за угол, подальше от места преступления, подальше от двести десятого номера, и там, за лифтом, вцепилась обеими руками в ручку своей тележки, словно в спасательный круг. И лишь тогда позволила себе перевести дыхание.
Тишина в коридоре, и лифт не гудит. Кажется, никто ничего не заметил.
Вера стояла и пыталась осознать случившееся.
И ничего не понимала. Словно она стала теперь другим человеком. Жизнь для нее разделилась надвое – до и после ее грехопадения. Хотя почему грехопадения? Почему она не имеет права быть счастливой, любимой и наслаждаться всеми радостями жизни?..
Валя Колтунова сразу узнала этого типа. Ну, того самого, который в прошлом году к ее подруге Верке клеился. Оно, конечно, публика постоянно в гостинице меняется, бывает даже, что чуть не каждый день, всех не запомнишь.
Но этот – белобрысый, высокий, с прозрачными голубыми глазами – врезался в Валину память. Во-первых, потому, что внешность у него такая, выдающаяся. Во-вторых, Верка тогда рассказала, что он к ней пристает. Даже Раиса, помнится, в курсе была… И, в-третьих, этот мужик понравился самой Вале. Интересный, косая сажень в плечах, блондин, опять же…
Ей тогда, прошлой осенью, даже досадно стало, что блондин принялся к Вере клеиться, а не к ней самой.
Нет, конечно, она, Валя, не стала бы с приезжим шуры-муры крутить, поскольку мать семейства, облико морале и все такое. Но приятно, ох как приятно, когда на тебя обращают внимание подобные красавцы, а не какие-нибудь побитые молью бытовые пьянчужки. Или там простые грузчики из продуктового магазина, да еще с траурной каймой под ногтями…
Хотя любое внимание со стороны мужчин льстило Вале. Она улыбалась снисходительно, когда порой ей в спину одобрительно свистел какой-нибудь Васёк. Это значило, что она еще женщина, что она не стара, еще способна соблазнять мужской пол. И, ко всему прочему, лишний укор Валиному мужу – посмотри, я привлекательная, зачем же ты все на сторону бегаешь, милый?
Вот поэтому Вале хотелось не просто внимания всяких Васьков, а чтобы такой шикарный московский мужик, вроде того, из двести десятого, принялся за ней бегать.