Врать самой себе – высшая форма эгоизма и самоуспокоения. Перекладывать вину на кого-то еще, кроме себя – высший пилотаж психологического исцеления. Я забиваюсь в угол дивана, натянув повыше плед, играю роль в плохой мелодраме: никаких решений я не принимала, этот потрясающий мужчина сам явился сюда, а я так промокла под дождем, что забыла напрочь фразы типа «вон отсюда», «встал и ушел», «хочу побыть одна и это моя территория!». Ну и что с того, что он выглядит, как Джеймс Бонд, его манеры безупречны, а взгляд только что вызвал непроизвольную мысль с пересчетом на дни и минуты – как долго у меня не было секса? Это совпадение, ничего больше!

Он просто сидит напротив, сцепив в замок сильные пальцы, на которые я стараюсь не смотреть, опасаясь очередного волнового наката эротического порыва. Мне кажется, что он сам намеренно провоцирует подобную реакцию-отклик в моем теле одним усилием мысли, но благосклонно ограничивается беглой экскурсией по глубинам моей души, чтобы не напугать и не травмировать непривычным и нелогичным в свете последних событий внушением. Его невысказанное желание не имеет ничего общего с одержимостью, с глубоким проникновением до самой сути, это легкое тактильное поглаживание с одной лишь целью: согреть, успокоить, нивелировать всю отрицательную энергетику тяжелого дня, прогнать тяжелые мысли и лишь слегка надавить на сенсорные кнопки зарождающегося доверия. Одно осторожное касание мягкими подушечками пальцев, перед которыми может легко расступиться тьма, поселившаяся в каждом закоулке неумелыми действиями призраков недавнего прошлого. Мягкий, вместе с тем убедительный взгляд вызывает давно забытую волну приятного смущения, и я даже рада, что раскраснелась после душа – этот румянец можно легко списать на действие горячей воды. Он и здесь безошибочно считывает мое состояние, и через несколько минут возвращается с моей чашкой… Ноздри щекочет аромат корицы и кардамона с апельсином.

– Пришлось откупорить одну из бутылок вина в твоем баре. Но здоровье дороже, согласна?

Сжимаю пальцами горячий фарфор. Глинтвейн? Моему изумлению нет предела. Я ожидала много чего, но этого… Горло щиплет от непонятного ощущения – то ли горячие винные пары так подействовали, то ли я почти растрогана таким проявлением заботы. Откуда у меня специи? Как можно было на моей кухне приготовить это великолепие, лекарство от любых простуд и осенних депрессий? Делаю осторожный глоток этого ласкового согревающего огня, пытаясь спрятать улыбку. Мой незваный гость в состоянии создать шедевр из всего, за что ни возьмется, будь то горячий напиток или же атмосфера почти семейного уюта в моей остывшей квартире. Отстраненно наблюдаю, как он ловко включает секционный обогреватель, выставляя нужную температуру, расслабляющее тело идет волнами по всему моему телу. Мне реально больше не страшно от его присутствия, сколько ни повторяй себе, кем он является на самом деле и как сильно я была напугана при нашей первой встрече! Я даже не напрягаюсь от внутреннего протеста, когда он уверенно снимает с полки электронную фоторамку. Так часто забываю ее выключить!

И тут у меня появляется уникальный шанс увидеть его улыбку… Не наигранную (хочется верить), не направленную на мое окончательное умиротворительное порабощение, а впервые открытую, ту самую, от которой бывает так трудно удержаться. Она расслабляет лицевые мышцы, не оставив маске хладнокровного показательного диктата ни малейшего шанса, противостоять ей не может даже самый стойкий самоконтроль, возможно, это уровень забытых инстинктов, которые очень сильны внутри каждого из нас, которые не сбить даже цивилизованному обществу. Она настоящая, жизненная, тот самый фатальный случай, когда сопротивление бесполезно, да и просто не нужно. Ты так легко выпускаешь ребенка, которым когда-то был и который остался жить внутри тебя. Это может повредить имиджу в определенных случаях. Упавшая маска сильного и непримиримого мужчины, который привык все держать в своих руках, но сейчас этот момент кратковременной слабости работает не против, а за. Я могу видеть его настоящего. Совсем чуть-чуть, на мгновение приоткрывшуюся занавеску, но этого достаточно, чтобы некогда похороненное доверие вздрогнуло в своем анабиозе, ускорился бег его крови. И совсем скоро прекратился долгосрочный коллапс. Ни одна эмоция не умирает, она засыпает до более подходящего случая. Наверное, всем нам нужен отдых на пороге перемен, которые готовы постучаться в твою жизнь, и стечением обстоятельств они сами выберут подходящий момент!

– Эта девочка любит играть в песочнице? – он поворачивает ко мне фоторамку, не пряча искреннюю улыбку, и я, увидев изображение, не могу сдержать порыв смеха. Да, я там действительно в песочнице. На детской площадке. Спросите, что же в этом такого? Да ничего, абсолютно, только мне на этой фотографии 18 лет. Крутой контраст между пародией на замок из песка и стильно упакованной девчонкой в поддельных лабутенах с алой подошвой, тоже попавшей в кадр? А с выражением личика а-ля «я в игрушечном магазине»? Тогда мы отжигали круто. Даже без алкоголя. Это Эля никак не могла наиграться новым фотоаппаратом. Эля?

Нет, я не напрягаюсь. Кажется, вся эта взаимосвязь начинает вырисовываться в сознании в одну сплошную линию. Он ведь действительно не мог появиться на пороге моего дома просто так. У таких мужчин нет случайных и непродуманных шагов. Может, надо бояться, а я устала. Просто не хочу. Делаю глоток и сжимаю губы, чтобы не смеяться.

– Ну а что такого? Там все равно песочка всем хватит.

– Вижу, твой отчим сдержал свое слово? По поводу подарка?

Новый кадр…

– Вообще-то, да. Только это не мой арбалет. Мне подарили настоящий, а это так, пистолетик… - Я впервые пристреляла этот вид экзотического оружия на студенческой вылазке за город. Кто-то привез его с собой, чем вызвал приступ восторга и желание обладать подобной игрушкой в ту же секунду. На этой фотографии я позирую с таким удовольствием, которого не воспроизвести ни на одной профессиональной фотосессии.

Он садится напротив, чуть сведя брови, когда я отставляю чашку на тумбочку.

– Нет, его надо пить, пока горячий. И не раскрываться.
– Кивок на сползший к коленям плед, и вроде бы ничего не изменилось, но что-то в его словах не позволяет возразить и ослушаться. Поводья контроля никто не отпускал ни на миг, они были всегда. Даже когда мне показалось, что его искренняя улыбка изменила замкнутую систему формирующихся взаимоотношений. Только это не вызывает протеста и дискомфорта. Иная реальность, где нет угрозы. Как ему удалось наполнить меня концентратом убаюкивающей безопасности с ощущением тепла неподдельной искренней заботы и стремления оградить от боли и недавних воспоминаний? Я не думаю ни о чем плохом, просто наблюдаю за выражением его лица при просмотре очередной фотографии.

– Байк? Любишь скорость? – Алекс поворачивает рамку ко мне. Здесь я уверенно позирую верхом на железном коне Брюса. Как давно это было! Тогда я упилась беспечной свободой до самых краев, в стремлении сбежать от… Я не хочу думать!

– Я не умею. – Делаю глоток обжигающего глинтвейна. – Очень хочу… Но, говорят, это страшнее, чем на авто!

– Это требует очень детального изучения. Если, конечно, не рваться в первый же день выписывать фигуры байкерского пилотажа. Как вот здесь. – Фотография с потрясающим фристайлом бесстрашной Милы. Даже он выглядит потрясенным тем, что вытворяла эта белокурая валькирия на той сходке. Ровно до тех пор, пока эту фотографию не сменяет новая. Тренировка. Джаз-фанк.