«Волга» Максимыча припарковалась из пресловутой конспирации в квартале от «Макдональдса». И уши мерзляка Самуила Яковлевича успели покраснеть.

— Позови меня с собой, — упрашивала голосом Апиной радиостанция «Балтика». А может, это была какая другая певица. Максимыч молча кивнул на приемник, и шофер Саша тут же вырубил звук.

— В офис, — скомандовал Максимыч, захлопнув дверцу.

— У вас тут не иначе как ладаном пахнет, — устраиваясь на заднем сиденье, заявил гражданин Берладский и довольно запрыгал на мягком, будто впервые очутился в легковой машине.

— А ты хотел, чтоб мацой?

Самуил Яковлевич обиженно заткнулся, что и требовалось. Пропустив не торопящийся трамвай, «Волга» развернулась и пошла отсчитывать линии Васильевского острова в обратном порядке. Нерадивые пешеходы то и дело перебегали дорогу.

— Самуил, — окликнул пассажира Максимыч, когда «Волга» свернула с проспекта, — я что-то не понимаю. Твой депутат белых или черных магов заказывал?

Агент Флюгер оживился:

— В том-то и дело, уважаемый господин Храпунов. В том-то и дело, что любых. Работа пустяшная. Чуть-чуть пошептать над рекламными роликами конкурентов. Обсакралить, так сказать, до обратного результата. — Флюгер попытался в зеркальце поймать интерес молчаливого шофера, приглашая в собеседники: дескать, во жизнь пошла, вот в каком дерьме приходится отискивать копейку на пропитание. Однако внимание шофера безучастно ускользнуло.

— И ты так-таки и не смог никого подписать?

— В том-то и дело, — кивнул гражданин Берладский.

Даже мысленно Максимыч не мог наречь его иначе как «гражданином». Выехали на набережную. Въехали на мост. От одного вида плещущейся вороненой невской воды холод пробирал до косточек. Два фонаря за мостом почему-то оказались не выключенными и светились фиолетово-молочными бельмами.

— Самуил, — после паузы, как бы между прочим, поинтересовался Максимыч, — а ты Силантию звонил?

— Звонил, уважаемый господин Храпунов, — тяжко вздохнул агент Флюгер, — и Силантию звонил. И Соломону звонил. И еще двадцати весьма почтенным господам звонил.

Опять помолчали. За спиной остались омываемый черно-синей волной стадион и новая станция метро.

— А слыхал, — вроде как меняя тему, кивнул Максимыч на проносящуюся по правую руку Петропавловскую крепость, — в Петропавловке свой домовой живет, Меншикова помнит.

Сначала Самуил подумал, что Максимыч обращается к шоферу, потом понял, что к нему, и заискивающе хихикнул:

— Кхе-кхе. Горазды вы, господин Храпунов, прошу прощения, байки травить. Подобные сказки вы своим внукам, дай Господь бог им здоровьица, рассказывайте.

Максимыч искренне засмеялся:

— Ну пошутил про домового, ладно. Ты скажи, почему отказал Силантий?

— Не было Силантия дома. Супруга доложила, что и не предвидится. Взял отпуск и на дачу уехал. И чтоб больше не беспокоили.

Машина подпрыгнула на трамвайных рельсах и замерла на светофоре.

— Не понял, — Максимыч сдвинул кепку на затылок и почесал лоб. — Какая дача в конце октября? Ты мне еще скажи, будто «шекель» это сокращенно «шоколад»!

— Я тоже сначала подумал — чудит Силантий. А потом позвонил Соломону… — желание поделиться странными новостями было сильнее, чем желание обидеться на подначку.

— И что Соломон? — Максимыч качнулся на сиденье, когда «Волга» тронулась дальше.

— Отбыл на историческую родину. Шамбала — Шамбала — Шамбалалайка.

— С концами?

— Не знаю, — нехотя честно признался агент Флюгер. — И тогда я начал звонить всем подряд.

— Ну?.. Санек, пропусти-ка этот бежевый «москвичок». Что-то он мне не нравится.

Бежевый «москвич», довольный собой, разгоняя лужи, умчался вперед. Ничего подозрительного.

— Кто в командировке, кто в отпуске, где просто не берут трубку. На двадцатом номере я сказал себе: «Хватит», — грустно отчитался агент.

— Врешь, Самуил, где ж ты в Питере двадцать приличных колдунов насчитал?

Самуил Яковлевич понял, что попал впросак. Зеркальце, отражающее его физиономию, создавало впечатление, будто Самуил, отвернувшись на секундочку, откусил огромный шмат колбасы. Проглотить не получается, а жевать — совестно. Но стоило агенту открыть рот, впечатление пропало:

— Виноват, — легко согласился он. — Преувеличил. На…один, два… седьмом.

— А Передерию звонил? — стараясь, чтобы вопрос, ради которого, собственно, и затевался разговор, прозвучал как можно равнодушнее, поинтересовался Максимыч, меланхолично глядя в окно на осыпавшиеся кусты сирени и раскисшие грядки клумб Марсового поля.

— Вы смеетесь над бедным евреем, — печально и, главное, без запинки ответствовал агент Флюгер. — Кто такой я, и кто такой Передерий? Откуда мне, простому смертному, знать телефон Черного Колдуна?