Светлана осторожно ноготком поддела, оказывается, легко отделяющийся рисунок сапогов и «Made in…». Эта мишура была выполнена из клейкой ленты. Аккуратно свернув липкую пленку и затолкав под маскхалат в сумочку к доисторическому путеводителю по Эрмитажу, Света посмотрела на часы. До назначенного времени оставалось двадцать семь минут.

Теперь она наконец открыла коробку. Нетрудно догадаться — внутри хранились не сапоги.

Еще раз внимательно осмотрела сначала ближний периметр — крышу Генштаба, а затем дальний — утыканную статуями, как ложе йога гвоздями, крышу Зимнего Дворца и некрасивую коробку Штаба гвардейского корпуса. Еще раз, разбив на секторы, изучила Дворцовую площадь. Вдруг какой-нибудь шабашник-фотограф щелкает ротозеев в ракурсе «чтоб кони были видны»? Или японские туристы поливают окрестности из видеокамер?

Трещины в далеком асфальте напомнили арабское письмо, рисунок булыжника — сброшенную змеиную кожу, окружившие гранитную колонну фонари — поставленные вертикально мельхиоровые вилки. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо.

С бомбой пронесло. Света открыла обнаружившийся в коробке похожий на ноутбук чемоданчик и принялась за сборку винтовки. Ствол уже с глушителем, ствольная коробка, приклад, оптический прицел. Ей ни в коем случае нельзя было не верить в успех этого безумного предприятия, но сквозь вывешенную в сознании броню просачивались непозволительные писклявые мыслишки. Пусть винтовка пристреляна, после разборки и сборки ранее достигаемая точность составляет на этой дистанции не более шестидесяти процентов. Пусть девушка забраковала по биению вершинки пули относительно ската гильзы все полученные патроны кроме единого, но если бы выбирать ей, Светлана предпочла бы не «Винторез», а обыкновенную эСВэДушку. Пусть просчитаны самые различные варианты развития событий, сегодня впервые Света работает в одиночку, без Сережи.

Все, винтовка собрана. Загадала — если сквозь оптику девушка первым увидит мужчину — ждет удача, если женщину — увы. Оптический прицел, будто издеваясь, первой приблизил лошадиную голову. Запряженная в декоративную прогулочную карету лошадка меланхолично прядала ушами и не обращала внимания на заталкиваемых в нутро кареты надутых парадно ряженых детей. Взгляд на часы. До назначенной встречи двадцать две минуты.

И эти тягучие, ничем не наполняемые перестраховочные и заранее вычеркнутые из отмеренного жизненного срока минуты поползли со скоростью пресыщенного колорадского жука, объедающего картофельный лист. И как ни старалась Света думать о чем угодно, кроме работы, мысль по извилистым тропам возвращалась. Девушка отказалась бы выполнить предстоящее, если бы вопрос касался только ее жизни. Но Сергей…

Крест оптического прицела совпал с крестом забравшегося на самую высокую в мире триумфальную Александрийскую колонну многометрового ангела. [11] Светлана чуть опустила ствол и оказалась с ангелом лицом к лицу. Нет, обман зрения, ангел от нее отвернулся.

И самое отвратительное, что за каждым предложением Светланы по организации операции заказчику мерещилось коварство. И не втолковать было не шарящему в снайперском труде заказчику, что позицию следует занимать не за полчаса, а как минимум за два. Не вбить в тупую башку заказчика, что при любом результате снайпер должен испариться, а не убеждаться лично в эффективности выстрела. Светлана не должна ни на йоту отступать от плана, она должна все делать по плану и только по плану, пусть план ей трижды не нравится, требовал заказчик.

А время тянулось, как жевательная резинка высшего качества.

…Время промчалось, как одно мгновение.

Самуил Яковлевич поднял голову. Надо же? Он, оказывается, вздремнул. А навстречу по туннелю ветки метрополитена поплыл-поплыл утробный гул. Он и разбудил. Самуил Яковлевич выцепил из кармана шерстяную шапочку и натянул по уши на голову.

Здесь, на перекрытой под профилактический ремонт станции «Невский проспект» агент Флюгер договорился встретиться с безымянным законсервированным в штопаный костюм дедушкой. Источник сулил за тридцать рублей рассказать «этакое» о «неправильных» тенях в метрополитене, которые, имел некоторые основания надеяться Флюгер, возникают не без участия Черного Колдуна. Понятно, за хорошую фактуру Максимыч отвалит во сто крат больше. А тридцать тугриков безымянному дедушке требовались на лекарства, а встречаться в людном месте дедушка отказывался, хоть режь. Вот и пришлось многострадальному Флюгеру вспомнить навыки проникновения не приглашенным на презентации и просочиться в зону отчуждения.

Самуил продрог напрочь, ноги задубели. А станция погружена в сумерки. И людей не видать. Флюгер поднял воротник песочного плащика, сунул в карман прихваченную в чужом офисе газету «Деловая неделя», статья из которой его и сморила, и зашагал к переходу, оттирая бесчувственные уши. Обманул, кхе-кхе, дедушка, или скопытился без таблеток раньше времени?

Скрип-скрип — запели подошвы новых ботинок, купленных на депутатские денежки. Откуда этот безумный холод? Или в метро прогревают только действующие станции?

Из далекой пасти туннеля с грохотом изверглись синие вагоны. Поезд, не тормозя, злобно отпинал перронные рельсы, отмигали освещенные желтым окна, за ними лица и затылки. Поезд утонул в противоположном туннеле, волоча гремучий синий драконий хвост. И помаленьку накатила тишина.

Скрип-скрип. Ярко ни для кого горит одинокая реклама «Оттянись со вкусом!». Самуил Яковлевич краем глаза уловил сзади какое-то неясное движение. Произнес невзначай любимое «Кхе-кхе». Остановился и оглянулся испуганно, похожий на трепанного в драке воробья.

Размытое серое пятно, все больше проявляясь и набирая скорость, текло по следу Флюгера.

Самуил хрипло вскрикнул и затопал ставшими вдруг невероятно тяжелыми ботинками подальше отсюда. Озираясь и спотыкаясь, вжимая голову от страха в воротник песочного плащика, и далее, в воротник полосатого костюмчика на три пуговицы. Пятно стало непроглядно черным, и Берладский остановился, признав в пятне родимую тень, порожденную пышущими лучами рекламного табло.

Самуил Яковлевич Берладский остановился, казалось, даже время остановилось, замерло, не дыша, но тень-то — нет! Она, успевшая принять конкретные очертания — руки, ноги, голова — не прекратила погоню. И, запинаясь на стыках серых плит, к Флюгеру заскользили черные отростки тени. Словно чернила из опрокинутой чернильницы.