Гриша, выспавшийся и свежий, склонился, посмотрел в мои сонные, припухшие глаза и нахмурился.

– Вставай, сова, медведь пришел, – пробормотал он и сорвал с меня одеяло. Я взвизгнула.

– Еще пять минут!

– Не этого ли я вчера просил у тебя? – спросил он зло и сбросил одеяло на пол. Он подошел к окну и стал потягиваться, глядя вдаль, на отблески солнечных лучей в окнах дома напротив.

– Сейчас, – вздохнула я, понимая, что обиженного на неудавшийся секс мужчину мне не переубедить и не разжалобить. – Встаю.

– Мне нужно сегодня пораньше уехать, – сообщил он бодрым тоном и радостно проследил за отчаянием на моем лице. – Ты должна меня отвезти.

– Зачем тебе сегодня раньше? – возмутилась я.

– Мне нужно съездить кое-куда, я хочу посмотреть новые палатки. Скоро уже сезон, нужно готовиться!

– Разве это обязательно делать сегодня?

– А чем мне еще заниматься? Буду готовить снаряжение долгими одинокими ночами! Жена-то меня больше не хочет!

– Ох, Григорий, ты не прав, – почти прорычала я, но он только пожал плечами и покинул комнату, уверенный, что один раз отданный им приказ будет исполнен беспрекословно.

Как много разочарований впереди! Дедуля!

Я проследила глазами за его крепкой фигурой, исчезнувшей в проходе, затем перегнулась через край кровати, подтянула к себе одеяло и моментально погрузилась в ласковую сладкую вату утренней дремы. И даже мужчины в черном исчезли, не беспокоя меня своими одинаковыми лицами в очках «агента Смита». Привидится же такое!

– Так, это что ж такое! – Григорий вернулся и принялся разминаться, чеканно зачитывая мне лекцию о том, каково должно быть поведение добропорядочной жены офицера и как не соответствует мое лентяйское поведение его высоким стандартам.

– Езжай сам, – простонала я. – Доберусь на автобусе.

– Интересное дело, я тебе, значит, так опротивел, что ты меня уже и до метро довезти не можешь?

– Я хочу спать!

– Да тебе самой через двадцать минут выходить на работу, – всплеснул руками Григорий.

– Я посплю восемнадцать минут, – ответила я как ни в чем не бывало.

Стоит ли и говорить, что все это я делала в полусне. Не железная же и не в том уже возрасте, когда бессонная ночь, полная треволнений, проходит бесследно. В конце концов, чего вы хотите… от почти уже бабушки.

– Гришечка, что-то такое с Варей, подойди сюда! – раздался вдруг голос Алевтины Ильиничны, и эта короткая фраза заставила меня подпрыгнуть на кровати лучше, чем все планово-побудочные мероприятия супруга. Через несколько секунд я уже стояла вертикально, хотя и покачивалась, и головокружение немного беспокоило.

– Ира! – взволнованный голос Григория заставил меня натягивать тренировочные штаны и футболку в пять раз быстрее, чем обычно. Когда я влетела в комнату дочери, муж и свекровь растерянно столпились вокруг кровати и беспомощно наблюдали за Варвариными плечами, содрогающимися от рыданий.

– Варюша! Варюшкин, ты чего? Скажи бабуле, что с тобой, – свекровь была явно обеспокоена сверх меры. Я внутренне сжалась, приготовившись к тому, что катастрофа начнется через 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4… сейчас она все скажет… 3, 2, 1…

– Варвара, не дури. Тебе в школу пора, – Григорий посмотрел на меня, затем на бабушку, а Варя развернулась и вдруг посмотрел на меня так, словно умоляла о помощи.

– Варечка, ты будешь омлетик? – продолжала гнуть свое Алевтина Ильинична.

– Ответь бабушке. Что за истерика! – возмутился Григорий. – Объяснись.

– Дай пройти, – я отодвинула мужа и подошла вплотную к Варваре. Никакой речи о том, чтобы она пошла в школу в таком состоянии, не было. С другой стороны, сейчас, когда она в таком состоянии, не время и для Большого Разговора и последующих расстрелов мирного населения.

Нужно что-то придумать. Думай, голова, думай.

– Может, что-то в школе? – предположила бабуля. Опасно. Сейчас они неминуемо вспомнят о Диме Грачеве, и тогда Варварины слезы затопят квартиру. И все станет ясно. Я бросилась к Варе, присела на корточки, приложила ладонь к ее лбу.

– Ох ты ж, блин! – воскликнула я. – Как же ты умудрилась!

– Что такое? – заволновался Григорий. Тот же самый вопрос застыл и в Вариных глазах. Я пристально посмотрела на нее и с выражением, отчетливо выговаривая каждое слово, сказала:

– Да у нее же жар! Наверное, вирус! Алевтина Ильинична, сделайте-ка быстро холодную мокрую повязку.

– Думаешь, температура? – Григорий подался вперед, чтобы собственноручно измерить мокрый от слез, но совершенно нормальной температуры лоб дочери.