Егор стоял в тамбуре поезда «Мурманск – Санкт-Петербург» и смотрел в окно. Всё было так же, как неделю назад. И всё было по-другому. Позади остались и встреча с отцом, и объяснения, и слёзы, и бесконечная радость оттого, что они снова вместе.

Иван Степанович и его приятель были благополучно найдены и доставлены домой, целыми и невредимыми. Правда, Иван Степанович поклялся, что продаст катер и уедет из этих мест далеко-далеко.

Дядя Семён и Валера единодушно отказались от вознаграждения и быстро и незаметно исчезли с Большого Соловецкого острова, толком не попрощавшись ни с Егором, ни с его сестрой. Егор даже слегка обиделся.

Оказалось, что в первый же вечер, когда отец понял, что дети пропали, он с почты позвонил матери и сказал, что мобильной связи на Соловках нет и поэтому звонить ни он, ни ребята ей не смогут. Мама переполошилась, но поверила. Так что теперь им предстояло ещё рассказывать ей о своих приключениях. Как-нибудь осторожно-осторожно, чтобы она поняла и простила отца.

Когда поезд подошёл к маленькой станции, окружённой посеревшими от сырости заборчиками, Егор вернулся в купе. Лёлька спала на верхней полке, уткнувшись в стенку и даже во сне придерживаясь рукой за вешалку. Отец сидел у стола и делал вид, что читает журнал.

– Привет, – тихо сказал Егор.

Отец поднял голову и кивнул. Только сейчас Егор заметил, что у него появились седые волосы на висках, а на лбу прорезалась глубокая морщинка.

– Пап, – осторожно начал Егор. – Я давно хотел спросить, а как-то не получалось. Почему вы меня усыновили? У вас же Лёлька уже была?

Отец посмотрел на Егора.

– Да всё просто, – улыбнулся он. – Я тогда перед Новым годом поехал в ваш детский дом подарки от фирмы отвозить. Стеснялся жутко. И, чтобы поддержать, мама решила составить мне компанию. В общем, только мы вошли, в вестибюле увидели тебя. Я уж не помню, что ты там делал, но, когда нас заметил, вскочил и к маме на шею бросился. Она тебя подхватила. «Сыночек, – говорит, – миленький! Наконец-то я тебя нашла!» А сама плачет и тебя не отпускает. Ты тоже разревелся… Это потом нам объяснили, что детдомовские детишки любой женщине «Мама!» говорят. Только нам уже всё равно было. Мы решили, что ты станешь нашим сыном, и всё.

Егор слушал молча, только почему-то у него жутко щипало в носу и даже глаза от этого слезились.

– Вы меня усыновили, потому что я был сирота? – вдруг спросил он. – А если бы вы узнали, что мои настоящие родители…

Егор закашлялся и закончил еле слышно:

– Были очень плохими людьми? Преступниками?

Отец возмущённо посмотрел на сына:

– Твои настоящие родители – мы с мамой. Или ты в этом сомневаешься?

– Нет, – смущённо просипел Егор. – Но просто если у меня дурная наследственность? И вы бы это узнали только сейчас, то… Вы бы от меня отказались?

Отец с силой выдохнул воздух.

– Мы бы не отказались от тебя ни при каких условиях, – чётко выговаривая каждое слово, ответил он. – Как ты вообще мог до такого додуматься?

– Как? – переспросил Егор, чувствуя солёный привкус во рту.

А потом, всхлипывая и захлёбываясь словами, рассказал отцу об электронных письмах и последней эсэмэске.

– Понимаешь, там было: «Твои родители считают, что усыновили сироту. Я знаю – это не так. Хочешь, чтобы и они узнали, что твоя настоящая мать Ирина Зотова – алкоголичка, а отец – м…» Я думал-думал. Ведь «м» – это, наверное, маньяк?

– Дай-ка мне мобильник, – дослушав сына, попросил отец.

Егор протянул сломанный телефон.

Отец открыл крышку, вытащил аккумулятор и несколько минут ковырялся в нехитром «мобильничьем» нутре. Когда он поставил аккумулятор обратно и нажал кнопку включения, аппарат отозвался радостным писком.

А через минуту загудел, получив новое сообщение. Отец открыл текст, быстро прочитал и протянул Егору.

Это было окончание той самой эсэмэски.

После многоточия в скобках шли слова «ожно сказать, что его просто не было».

– Вот тебе и маньяк, – усмехнулся отец.

Егор вдруг понял, почему чувствует солёный привкус. От волнения он прикусил нижнюю губу и даже не заметил этого.

Егор сидел на полке рядом с отцом и чувствовал, как уходит в никуда напряжение последних недель. Будто воздух из лопнувшего шарика. Впервые за эти дни ему стало так легко и спокойно, как было, наверное, только в дошкольном детстве. Почему же он сразу не рассказал отцу обо всём? Зачем так мучился и молчал?

– Знаешь, что мне интересно? – спросил отец. – Откуда этот шантажист знает имя твоей биологической матери?

– Биологической? – восхитился Егор. – Слушай, а ведь правда! У меня прямо язык не поворачивался называть её родной или настоящей. Потому что настоящая мама у нас с Лёлькой одна.

– Ну, – замялся отец, – термин-то не новый.

– А может, – предположил Егор, – шантажист просто придумал имя и фамилию?

– Да нет, – покачал головой отец. – Видишь ли, это не афишировалось, конечно, но мы почти случайно узнали, кто тебя оставил в Доме малютки.

– И кто? – напрягся Егор.

– Очень молоденькая девушка. Вынимаешь, она приехала в Питер откуда-то из деревни, мечтала устроиться получше.